Мой милый друг
Шрифт:
Милый Роберт – «ее» Роберт! Его не было, нет и не будет.
Фоли стало грустно и обидно. Она-то верила, что он существует! А теперь ей так горько, будто он умер. Как хочется проснуться на следующий день и узнать, что все это только дурной сон и Роберт снова с ней!
Она стояла в темном коридоре, не обращая внимания на мрачные тени и зловещие барельефы. Что ей до них? Да, фигурки занятные, но ведь не настоящие. Ее больше пугают сумерки, сгустившиеся в душе. Там не осталось места мечтам, а жестокая правда разрушила воздушные замки.
Но его
Как-то не верится, что миссис Кэмбурн умерла. Адвокаты ничего не сообщали, газеты тоже, хотя Фоли исправно просматривала объявления о рождении, смерти и помолвках в Индии. Наверное, он вставил ее там, в далекой стране. А может, миссис Кэмбурн проводит сезон в городе? Он ведь и раньше лгал Фоли.
Нет, не лгал. Нельзя сказать, что лгал, – скорее, умалчивал.
Роберт – «ее» Роберт – исчез. Его здесь нет. Вот это она знала точно.
Откуда-то из глубины дома доносился мужской голос. Поначалу послышалось невнятное бормотание, сердитое ворчание. Фоли насторожилась. Голос становился все громче, но слова не удавалось разобрать.
Это хозяин, кто же еще? Распекает нерадивого слугу. Голос внезапно стих.
Что ж, неудивительно, если у него плохие слуги. Уж больно они молоды и неотесанны. В доме чувствуется отсутствие женской руки. Несмотря на недавний ремонт, при более тщательном осмотре становятся заметны следы запустения. Зеркало в комнате Фоли засижено мухами, спальню давно не проветривали.
Ей никогда не приходилось вести хозяйство в таком огромном доме, но Фоли была уверена, что за несколько дней смогла бы навести здесь порядок. Интересно, неужели ему все равно, что творится вокруг? Впрочем, джентльмены не любят заниматься домашними делами – это известный факт. Вот Чарлз, к примеру, поддерживал порядок только в своих теплицах. Долгое время Фоли считала, что на все остальное ему наплевать. Однако стоило ей сменить горничную, Чарлз тут же оценил свежее, нечиненое постельное белье и не замедлил торжественно назначить Фоли домоправительницей. Затем целый месяц придирался к мелочам, после чего его интерес к домашнему хозяйству угас так же внезапно, как и появился.
Остается только гадать, какая она собой – миссис Кэмбурн? Наверняка красавица. Гостеприимная хозяйка, любезная, воспитанная. Такой же была и первая жена Чарлза. Разум Роберта помутился от горя, а боль утраты превратила его в мрачного сумасшедшего.
Кто же они, эти идеальные жены? Как им удается быть очаровательными, образованными, добрыми, искренними? Почему они никогда не срезают по ошибке не те розы и не влюбляются в совершенно незнакомых джентльменов по переписке? К тому же в женатых джентльменов!
– Ну что ж, по крайней мере я живая. – Фоли усмехнулась грифону, вырезанному на стене.
Ей показалось, что грифон мерзко ухмыльнулся в ответ. Уродливый, злобный, он только и ждал удобного случая, чтобы вырваться из деревянного плена и взлететь к небесам.
«Ну вот и приехала твоя малышка, – пропела Филиппа своим нежным голоском. – Теперь-то ты счастлив?»
– Оставь меня в покое. – Роберт двинулся к лестнице, ни на секунду не замедлив шаг.
Она неотступно следовала за ним – как всегда.
«Невзрачная дурнушка! Робкая, как мышка».
Он остановился у подножия лестницы и положил руку на перила, украшенные прихотливой резьбой.
– Я иду спать.
«Держу пари, она с радостью разделит с тобой ложе. Сомневаюсь, что у нее много предложений такого рода».
– В отличие от тебя, дорогая! – огрызнулся Роберт.
«Ты просто меня ревнуешь!» – отозвалась Филиппа, не скрывая своей радости».
Роберт со смехом покачал головой и стал подниматься вверх по ступеням.
«Глупец! – крикнула она. – Предпочесть мне это ничтожество!»
– Вот именно, – пробормотал он сквозь зубы.
«Что ты сказал?»
– Ничего.
«Нет, скажи!»
– Я сказал, что, несмотря на красоту и толпы поклонников, для меня ты отвратительная Медуза! – рявкнул он.
«Ненавижу тебя! Ненавижу!»
Роберт, тяжело ступая, поднимался по лестнице, а ее крик преследовал его до самой спальни. Он захлопнул дверь, но ее вопли продолжали звучать в голове. Да и сама она здесь – вон ее портрет висит на стене. Портрет заказал в Бомбее его отец. Картина чуть наклонилась вперед, как будто Филиппа собиралась наброситься на него с воплями: «Ненавижу тебя! Почему ты не любишь меня, почему не идешь ко мне? Ненавижу, ненавижу!»
Он взглянул на портрет. Художник изобразил ее такой ангельски кроткой: рука нежно поглаживает собачку, на губах легкая улыбка. Цвет ее волос когда-то напоминал ему отблески света на стволах деревьев в индийских джунглях – такой же золотисто-коричневый оттенок.
«Ну как, я красива?» – спросила она.
Как же ему противен ее голос – по-детски капризный, с визгливыми нотками.
– О Господи, – пробормотал он, рывком сдернув с шеи галстук. Сейчас он не потерпит рядом с собой никого, даже слугу.
«Когда-то ты меня любил», – сердито бросила Филиппа.
– Что с того? – возразил он. – Я очень скоро в этом раскаялся.
«А я никогда тебя не любила. Все твердили мне, что ты жалкий, ничтожный, а я не слушала. Почему? Не знаю. Должно быть, сошла с ума!»
– Похоже на то. – Роберт снял сюртук, присел на кровать и скинул туфли. Он и сам не в своем уме. Осталось только забраться в постель, зажмурить глаза и попытаться уснуть.
Он почувствовал, как Филиппа скользнула к нему в постель, тяжело навалилась сверху.