Мой (не)любимый дракон
Шрифт:
— Магия рода — не единственная моя сила, Древняя. Ты — чудовище, не знавшее любви. И тебе не понять, на что способна любовь матери! Иначе бы бежала отсюда без оглядки. Но теперь уже убегать поздно.
Мой зад всё-таки повстречался с полом, копчик повторно поцеловался с углом ступени. Когда богиня, совсем не по-злодейски взвизгнув, как подкошенная рухнула рядом. Блодейна зажмурилась, сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Пробуждая в себе пламя — магию целого колдовского рода. Пламя, которого,
— Вы — болезнь, отравившая этот мир. И мы уже давно его от вас исцелили.
Леуэлла зашипела ядовитой гадюкой, дёрнулась поломанной куклой. Огонь уже почти схлынул. Змея уже почти освободилась… Погрузив ладони в гаснущее пламя, там, где, по идее, должно было находиться сердце древней гадины или, скорее, заменявшая его ледяная стекляшка, Блодейна заговорила: жёстко и уверенно, певуче растягивая слова.
Заклинание сплеталось в воздухе звуковой вязью. Сплетались два тела, соединяясь. Леуэлла как будто перетекала в морканту. Колдунья исторгала из себя магию, взамен выпивая чужую искру жизни.
Тело богини начало разрушаться. Оно не разлеталось, как прежде, блестящими снежинками — рассыпалось тусклой пылью. Сущность древней проникала в морканту белёсой дымкой. В ушах звенело от крика: Леуэлла не желала уходить тихо. А Блодейна не собиралась останавливаться и вбирала её в себя, пока лёд окончательно не растворился в пламени.
Только тогда морканта умиротворённо прикрыла глаза и проронила сквозь усталую улыбку:
— Теперь всё будет хорошо. С Фьяррой. С тобой. Всё хорошо, — повторила тихо, кажется, разговаривая сама с собой.
Глухой удар — Блодейна опрокинулась на спину. Изборождённое морщинами лицо исказилось мукой. Губы — прямая, резкая линия. Так их обычно сжимают, когда очень больно и крик сам собой рвётся наружу.
— Эй, эй, что с тобой? — С горем пополам подползла к морканте, коснулась её, ощущая, как обжигающе горяча и одновременно холодна её кожа. — Блодейна, скажи, что нужно делать?! Я сейчас же позову на помощь!
Но поползти дальше, за этой самой помощью, мне не дали. Блодейна удержала меня за руку, останавливая, и не было больше в её голосе тех властных, надменных ноток, которые прежде его искажали.
— Ползающая в простыне по замку императрица… Анна, ты меня убиваешь.
— Но тебе же плохо! Моя простыня, между прочим, и то поярче твоего лица будет! Надо будет ползти — поползу!
— Уже не надо, — мягко остановила меня женщина. Окинула тусклым взглядом, шевельнула растрескавшимися, побелевшими губами: — У всего есть своя цена, Аня. Одна стихия, поглощая другую, не становится с ней единой сутью. Два разных начала не могут существовать в хрупкой оболочке человеческого тела. Происходит… взаимное разрушение.
— Ты что, убила себя?! Чокнутая ты ведьма! — неожиданно прорезался голос.
Захотелось хорошенько хлестануть морканту по щекам. Чтобы пришла в чувство. Чтобы больше не думала мне тут закатывать глаза и шептать вот так: на последнем издыхании, с усилием роняя слова!
— Я знала, на что шла. Духи, вроде снежной — мстительны и опасны. Они не прощают. Не забывают. Фьярре бы не было здесь жизни, — колдунья шумно выдохнула. — Могли пострадать и другие. Её сёстры. А я спасла тебя. Считай, что вы с моей девочкой теперь квиты.
— Нет, нет, нет, — отчаянно шептала я, пока женщина, которую так долго проклинала, ненавидела всем сердцем, умирала у меня на руках. Таяла, рассыпаясь пылью. Как минутой назад рассыпалась чёртова богиня.
Становясь ничем и исчезая в никуда.
Она умирала, отдав жизнь и за меня.
Ещё долго смотрела на свои ладони, с которых на пол ссыпались песчинки праха. Всё, что осталось от морканты, — пыль, серой вуалью рассеявшаяся по спальне.
— Нет, нет, нет… Не так! — продолжала бесшумно шептать. — Ты не должна была умирать…
В голове шумело. Шумело и ревело, отчего не сразу расслышала раздавшиеся за дверями спальни шаги и голоса. Только когда створки распахнулись, разлетелись в стороны, с грохотом ударяясь о затянутые древней магией стены, подняла глаза. Не сразу поверила, что вижу перед собой Герхильда. Самого родного. Такого взволнованного. Бесконечно любимого. В объятия которого хотелось погрузиться, как в то самое тёплое море. Прижаться к груди мужа и нареветься вволю.
Плакать, пока не закончатся слёзы, а с ними не уйдут воспоминания о жутком утре.
Рванулась к ледяному дракону. Рванулась всем сердцем. Несмотря на усилившееся головокружение и замельтешившие перед глазами пятна света.
Рванулась, собрав в кулак последние силы, навстречу позвавшему меня любимому мужчине:
— Фьярра!
Рванулась и упала. Но не в его объятия.
Туда, где не было Скальде. В пустоту, темноту, которая спустя мгновение, минуту, а может, вечность тоже рассеялась пеплом.
— …А сейчас короткий перерыв на рекламу. Оставайтесь с нами, — вещала, улыбаясь, ведущая с экрана.
С экрана моего телевизора. В моей квартире.
Я сидела на своём диване. Сидела и дрожала, обхватив себя руками. Не понимая, отказываясь понимать, что это не очередная бредовая фантазия, а реальность.
Реальность, которой я не желала.
— Котёнок, я дома, — раздалось после щёлкнувшего в замке ключа.
Навалилось осознание, где я… Котёнок. Фьярра. Там. Со Скальде.
Не я.
Стало холодно. Холодно ото льда, плеснувшего на стены. Перекинувшегося с дивана на другую мебель. На задымившуюся, затрещавшую технику.