Мой (не)выносимый сосед
Шрифт:
Качает головой, упирая руки в бока.
– Ма-ам, – тянет Сашка, закатывая глаза, – Там долгая история, потом.
– Какая ж долгая! Тебя не было…сколько…– хмурится, вспоминая.
– Одиннадцать дней! – звонким треснувшим голосом вдруг сообщает Нина.
Все опять дружно переводим взгляды на нее. Я и тут же отвожу глаза. Не могу…Не могу это видеть! У нее подбородок дрожит, на щеках пятна и в слезы почти что уже свисают с ресниц. Невольно отмечаю, что она симпатичная, хрупкая, юная, младше меня, с виду такая чистая… И все это только прибавляет тягостных ощущений. Я не чувствую к ней ревности, но мне дурно. Сегодня она стоит с глазами, полными слез, а завтра…???
Он
– Одиннадцать дней? – эхом повторяет Саша за Ниной, – Да, точно…Мне казалось больше…Вернее, я не считал…Прямо как в поговорке про часы…
– Вот я и говорю, одиннадцать дней, а уже девушка! – всплескивает руками Марина Владимировне, подхватывая, – То лет пять от тебя этого слова и не услышать было, а тут раз и на тебе…Чудеса!
– Извините, мне надо выйти, – судорожно всхлипывает Нина и, рывком стянув передник, пулей вылетает с кухни.
Саша трет лоб, опуская голову, притягивает меня за талию к себе ближе. У меня лицо начинает полыхать, а Марина Владимировна неодобрительно цокает и продолжает тише.
– Что? Сложно предупредить было, а?
– Мам, не начинай, я не обязан об этом думать, – бурчит Сашка устало.
– Ты не обязан, а за праздничным столом нам как всем вместе сидеть? – вспыхивает Марина Владимировна.
– Как-как… молча! – Сашка суживает глаза, тоже заводясь.
– Ну и отлично! Вот молча и посидим! – фыркает с сарказмом Марина Владимировна, а потом тычет сыну пальцем в грудь, – Чтоб в десять у Вахтанга был как штык, понял? И да, зелень ищи сам теперь кому резать, а мне шурпу готовить пора. Вырос…Не обязан он!
И тоже демонстративно срывает с себя передник.
– Мам, ну ты чего, а? – страдальчески тянет Сашка, разводя руками.
– А ничего, – отмахивается от сына и, повернувшись, ко мне, как по волшебству меняет тон на искренне дружелюбный, – Лиз, я правда рада, в десять ждем!
21.4
– Отлично просто! – тихо бесится Сашка, смотря ей вслед.
Дверь за Мариной Владимировной с треском захлопывается, чуть не ударив по лбу заходящую в это время зеленоволосую Свету. Вся кухня косится на нас. Мне неловко, и я тоже дико зла! Что это вообще было, а?
– Объяснишь? – требовательно выгибаю бровь, дергая Лютика за рукав.
– Лиз, – с укором шипит Сашка.
– Как хочешь, – делаю вид, что мне все равно, упрямо поджимая губы.
– Лиза, твою мать, а! – рычит шепотом. Хватает меня за локоть и тянет за собой из кухни, – Так, пошли хоть вещи закинем.
– Сань, а с зеленью что? – орет кто-то из поваров.
– Пятнадцать минут дай!
– Ок!
Вылетаем из кухни через черный ход и попадаем в какой-то темный коридор. Поворот, дверь, и мы уже в холле самой турбазы. Не успеваю оглядеться – воспринимаю только общие цвета и формы. За Сашкой приходится практически бежать. Коридор, вправо, вправо и мы упираемся с безымянную деревянную дверь. Сашка роется в карманах, проводит магнитным ключом и, распахнув настежь, предлагает войти первой. Переступаю порог.
За моей спиной щелкает выключатель. Комнату заливает желтым светом. С любопытством озираюсь.
Хм-м-м… Это ведь его личный номер, да? Конечно, да!
Сердце невольно заходится чаще, потому что это неожиданно очень, невероятно интимный момент. Сашка здесь во всем! В широкой кровати, явно вручную сколоченной из прокрашенных паллетов, в нарисованных горах на дощатых стенах над спинкой, в куче спортивного инвентаря у балконной двери, ведущей прямо на задний двор, в валяющейся на полу приставке перед плазмой, в боксерской груше, подвешенной в углу. Здесь даже пахнет им. Им и можжевельником. И вид на белоснежный лес…
– Так, Лиз, не знаю, что там у тебя в голове. Спрашивай.
Сашка кидает наши сумки на пол у встроенного шкафа. Стягивает толстовку через голову и только потом, опомнившись, идет закрывать тяжелые шторы. Немного подвисаю, пялясь на его голый торс, во рту скапливается вязкая слюна – инстинкты, которые я не в силах контролировать.
– Что ты делаешь? – откашливаюсь, когда он вжикает молнией джинс.
Сашка замирает, фокусируя на мне раздраженный взгляд, который сразу теплеет и загорается знакомыми до боли ехидно-чувственными огоньками.
– Собираюсь принять душ, что же еще, – мягко тянет, – Ты спрашивать будешь, Кис, или все ок?
– Не ок! – фыркаю, складывая руки на груди и пытаясь не обращать внимание на то, что он раздевается дальше, – Что это было вообще? Эта Нина – это девушка твоя?
– Ей семнадцать, Лиз! – закатывает глаза, – Какая, блять, девушка?
– Она выглядит вполне взросло…
– Она – школьница! – отрезает Сашка, стягивая джинсы и оставаясь в одних трусах.
Вижу, как он на глазах заводится раздражением, движения становятся рублеными, черты лица заостряются. Я даже теряюсь – я никогда не видела его злым. А он крупный, мускулистый мужчина под два метра, и когда он так близко, волны агрессии, исходящие от его тела, невозможно игнорировать. Рефлекторно пячусь и присаживаюсь на краешек кровати. Саша пересекает просторную комнату за пару шагов и падает рядом на постель на спину. Закрывает ладонями лицо.
– Я просто реально не знаю, что с этим делать, Лиз, – стонет, – Наверно я сам виноват, да…Но я, блять, не знал, что так обернется. Нина – средняя дочка Вахтанга. Они все время тут стайкой ошиваются. Остальные две, знаешь, такие заводные, хохотушки. А Нина вечно придет и в углу сидит. Я думал она просто стесняется…
Сашка приподнимается и садится рядом на краешек кровати, упирая локти в колени и внимательно смотря мне в глаза.
– Я просто хотел, чтобы она комфортно себя чувствовала. Вообще не понимал…Она для меня девчонка мелкая, понимаешь? Шутил там с ней, конфеты дарил. Она вроде оттаяла…А потом хоп! И подкидывает мне конверт со стихами. Это был пипец. Просто местная Татьяна…Я себя таким ублюдком никогда больше в жизни не чувствовал, как когда потом разговаривал с ней. Она покивала, что понимает, что ничего не будет, расплакалась там…А через месяц еще стихи. И еще через месяц. И так уже почти год. И я вообще ни хрена не понимаю, как себя вести. Игнорирую ее – она обижается, плачет. Не игнорирую – она тут же ходит хвостом! Истерит потом, если увидит, что я с кем-то…
Сашка заминается, хмуро косясь на меня. Добавляет вкрадчиво.
– Ну, ты понимаешь…
– Понимаю, – стараюсь сказать ровно, хотя щеки все равно предательски вспыхивают легким гневным румянцем.
– Вот…Всем ее жалко, и мне как бы тоже, но и достало тоже порядком. И мама еще…Ей перед Вахтангом неудобно, поэтому она периодически винит меня. Говорит, что это я надежду даю. Но я не даю!
– А почему ты мне сразу не сказал? – вздыхаю, пытаясь все это принять. И не судить.
Похоже, и без меня ему есть кому от души прочитать Сашке пару лекций, как нельзя слишком много улыбаться юным девушкам.