Мой папа рок-звезда
Шрифт:
Несмотря на то, что в мае вечера изредка бывают прохладными, между нами явно накаляется воздух. Я чувствую это на расстоянии вытянутой руки, ощущаю каждой клеточкой своего тела. Или, может, во всем виновато его теплое дыхание в области моей шеи? Сделав глубокий вдох, прикрываю веки и поворачиваюсь лицом к своему наглому и очень красивому другу. Я давно поняла, что от него можно ожидать всего, чего угодно. Поэтому приготовилась ко всему, но, видимо, недостаточно. Антон замирает, в одно мгновенье превращается в каменную статую. Сижу, затаив дыхание и ожидая его дальнейших действий, которых почему-то не следуют. Открываю глаза и улетаю в бездонную пропасть
Я осознаю, что если ничего не сделаю, то поцелуй случится снова, и я просто не смогу ему сопротивляться. Да и захочу ли? Нет, конечно, не захочу. Надо сохранять здравый разум, стоит попытаться хотя бы.
Отворачиваюсь лицом к набережной и пытаюсь выдавить улыбку, она получается глупой и какой-то неестественной, становится противно от самой себя. Момент упущен, легкий флер разрушен и назад дороги нет.
В черное, как воронье крыло, небе взмывает сотня, а может, и больше китайских фонариков.
В них я нахожу шанс исправить неловкий момент.
— Смотри, как красиво, — показываю рукой в сторону неземной, на мой взгляд, красоты.
— Да, — Антон откашливается и устремляет взгляд на небо, усыпанное красными огоньками. — Ты права. Это очень красиво.
Правая сторона набережной, которую мы выбрали для прогулки, лишена освещения, что делает ее темной, таинственной и опасной в темное время суток. Но даже несмотря на это, жители нашего городка любят именно правую сторону набережной, потому что отсюда потрясающий вид на левую — там много огней, открытых кафе и стоянка с речными катерами для прогулки. С нашего места открывается вся эта картинка, но сегодня вид особенно прекрасный. Сотни китайских фонариков украшают ночное небо именно с той стороны.
Я смотрю на все это, затаив дыхание, раньше мне редко удавались прогулки в столь поздний час, и никогда еще я не попадала на фестиваль красных огоньков. На моем лице расплывается глупая улыбка, и сердце гулко бьется внутри. Хочется верить, что все это происходит со мной из-за красоты в небе, но это не так. Все дело в парне, на коленях которого я до сих пор сижу и чьи руки меня до сих пор обнимают.
А фонарики в небе — всего лишь бонус к красивой сказке.
Антон опускает голову мне на плечо, забирается руками под куртку и смыкает их на животе. Сквозь тонкую ткань футболки я чувствую жар его ладоней, мое тело начинает пылать в ответ. Склоняю голову, касаюсь виском его лба и глупо улыбаюсь. Меня переполняют эмоции, их так много, что я не знаю, чего ожидать от себя самой.
— Мне было семь лет, тогда мы с отцом часто запускали китайские фонарики. Я четко помню то время, оно слишком дорого для меня. Отец всегда говорил, что прежде, чем запустить фонарик, обязательно нужно поставить себе цель в жизни и четко обозначить ее границы. Если фонарик улетит, то все обязательно сбудется.
На секунду я прикрываю глаза, чтобы прогнать печальные картинки из своего прошлого. Я не помню, чтобы отец когда-нибудь меня в чем-то поддерживал или просто проводил со мной время. Такого никогда не было, я всегда была сама по себе при живом родителе. От этого вдвойне обидно.
— У тебя замечательный папа, — произношу искренне, несмотря на то что
— Да, он такой.
Я чувствую, как Антон улыбается. На сердце становится теплее от понимания, что я попала в самое сердце. Он дорожит отношениями с отцом, а это главное в жизни. Любовь родителей — она должна согревать даже в самый пасмурный день.
Должна, но, видимо, не всех.
— А мама? — поворачиваюсь к нему, склонив голову к плечу.
Я хочу видеть его глаза. Хочу видеть эмоции, что бушуют на дне синих глаз, когда он говорит о дорогих для него людях. Хочу на расстоянии почувствовать тепло, не принадлежащее мне.
— Давай не будем про маму, — горько усмехнувшись, он откидывается на спинку скамейки, сцепляет руки в замок и заводит их за голову. Смотрит на меня, слегка прищурив глаза, и о чем-то думает. О чем-то грустном. Мне хочется спросить, что в его голове такого особенного и таинственного, что его так тревожит, но никак не выходит. Наверное, потому что я не имею на это никакого права.
Прежнее настроение внезапно исчезло, между нами будто пробежала черная кошка. Мне не составляет труда сложить дважды два и сделать определенный вывод. Мать — это тубу. Я все прекрасно понимаю и замолкаю, чтобы не тревожить его душу ненужными вопросами. В поиске темы оглядываюсь по сторонам, натыкаюсь на все те же китайские фонарики, из-за высоты свет которых стал тусклее.
— А ты знаешь, что изначально китайские фонарики применялись во время войны, — решаю сменить тему и немного разрядить обстановку. — Их история отправляет нас на две тысячи лет назад. Ты только представь целых две тысячи лет. В первые годы нового времени китайский военачальник Чжугэ Лян придумал использовать небесные фонарики в качестве средства связи. С их помощью он отдавал приказы своим солдатам на расстоянии в десятки километров, а разведка армии генерала могла вовремя оповещать о передвижениях врага. Но самое интересное, что однажды он обратил неприятеля в бегство, выпустив в небо несколько тысяч огоньков. Враги посчитали, что сами высшие силы защищают китайскую армию.
— Откуда ты это знаешь? — расплываясь в улыбке, интересуется Антон.
Смеюсь, понимая, что мне удалось сменить тему и заинтересовать его чем-то другим, что не имеет к семье никакого отношения. По его глазам я вижу, что ему по-настоящему интересно все то, о чем я говорю без умолку.
— Мне интересна история Китая, — смущаясь, я пожимаю плечами и заправляю прядь волос за ухо. — У них много интересного, — оправдываюсь, не зная зачем.
— Расскажешь? — мягкие губы парня касаются виска, скользят к уху. Теплое дыхание щекочет лицо, я тихо смеюсь и пытаюсь отстраниться, но все мои попытки тщетны. Рука Антона ложится на мое лицо и не позволяет отвернуться. Сиюминутно он отрезает все пути к отступлению. — Мне очень интересно.
— По-моему, тебе интересно совсем другое, — выдыхаю, закидывая руки на плечи парня, чтобы не рухнуть на холодную землю от переполняющих меня эмоций.
Все, что сейчас между нами происходит, по моему скромному мнению, выходит за рамки дозволенного, но кое-кто особенно раскрепощенный и привыкший к вседозволенности считает как раз наоборот.
— Это тоже, — Антон усмехается, носом зарывается в мои волосы и легонько кусает шею. — Но Китай мне тоже интересен.
— Ладно, — дергаюсь, ужасно переживая, что на шее останется след от зубов. Не хватало еще дома скандала, подобного я точно не переживу. — Как-нибудь расскажу.