Шрифт:
Annotation
Когда ты отброшен на обочину жизни, когда от былого счастья и благополучия не осталось даже пепла, ты или отдаешься медленной гибели, или вступаешь в отчаянную борьбу с судьбой, жадно высматривая среди туч серебристый, для тебя одного предназначенный лучик надежды.
Пэт Пиплз — школьный учитель истории, любящий супруг, страстный футбольный болельщик… Но все это в прошлом. У него гигантская дыра в памяти, и он совершенно не понимает, как, когда и за какие прегрешения был лишен всего, чем жил
Мэтью Квик
Бессчетные дни, оставшиеся до неизбежного воссоединения с Никки
Совсем не пессимист
Рыжее пламя в моей голове
Самый плохой конец, какой только можно вообразить
В моем сердце только любовь
Бетонный бублик
Самый страшный человек на свете
Званый ужин
Если меня снова упекут в психушку
Я не знаю, как играть в эти игры
Наполняются жидкой лавой
Наломав дров, как Димсдейл
Тебе нравится иностранное кино?
Могу поделиться хлопьями с изюмом
Петь, кричать, показывать
Лучший в мире психотерапевт
Голова Тиффани качается на волнах
Полный улей зеленых пчел
Любительница крепких словечек
Ненаписанная развязка
Приемлемый способ совладать с собой
Стоит так шатко, точно опрокинется при первом же дуновении горячего воздуха, когда включат отопление
Коробка с надписью «Пэт»
Мамин почерк
Азиатский десант
Не обращая внимания на некоторый беспорядок
Как будто он Йода, а я Люк Скайуокер, обучающийся в системе Дагоба
Мне нужна только победа
Монтаж моего кино
Накрыла меня, словно тень, и не отпускает
Письмо № 2, от 15 ноября 2006 г
Письмо № 3, от 18 ноября 2006 г
Письмо № 4, от 29 ноября 2006 г
Письмо № 5, от 3 декабря 2006 г
Письмо № 6, от 13 декабря 2006 г
Письмо № 7, от 14 декабря 2006 г
Квадратик на моей ладони
Письмо № 8, от 24 декабря 2006 г
Приступа не миновать
Бешеный Перец
Как она?
Хочу попросить тебя об огромном одолжении
Наилучшие намерения
Ага!
Между слоисто-дождевыми облаками
Благодарности
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Мэтью Квик
МОЙ ПАРЕНЬ - ПСИХ
Алисии — la raison[1]
Бессчетные дни, оставшиеся до неизбежного воссоединения с Никки
Даже
Мама снова застает меня во дворе, где я занимаюсь, улизнув из палаты прямо в халате. Невольно улыбаюсь: знаю, что потом она будет ругать доктора Тимберса и кричать, зачем вообще парня упекли в психушку, если оставляют на весь день без присмотра.
— И сколько же раз, Пэт, ты собираешься отжаться? — интересуется мама, когда я без слов приступаю ко второму подходу из ста отжиманий.
— Никки… нравятся… мужчины… с хорошо… развитым… торсом, — выдыхаю по одному слову на отжимание и чувствую на языке соль — это в рот затекают струйки пота.
В августовском воздухе стоит густая, тяжелая дымка — погода в самый раз для сжигания жира.
Мама смотрит минуту-другую, а затем повергает меня в смятение.
— Хочешь сегодня поехать домой? — слегка дрожащим голосом спрашивает она.
Останавливаюсь, поднимаю голову, чтобы посмотреть маме в лицо, щурюсь от белого полуденного солнца — и тут же понимаю, что она не шутит. Вид у нее обеспокоенный, как будто она уверена, что делает ошибку. Именно так она выглядит, говоря о чем-то всерьез, а не просто болтая часами без остановки, когда ее ничто не пугает и не тревожит.
— Если пообещаешь не искать больше Никки, — добавляет она, — тебе разрешат вернуться домой. Будешь жить со мной и отцом, пока не найдем тебе работу и отдельное жилье.
Возвращаюсь к отжиманиям. Взгляд приклеен к блестящему черному муравью, карабкающемуся по травинке прямо перед моим носом, но боковым зрением замечаю, как с лица на землю падают бисеринки пота.
— Пэт, просто скажи, что поедешь со мной. Я буду для тебя готовить, ты сможешь встречаться со старыми друзьями, наладишь свою жизнь, в конце концов! Пожалуйста, Пэт, соглашайся. Сделай это хотя бы ради меня.
Перехожу к отжиманиям в ускоренном темпе; грудные мышцы растягиваются, рвутся на части. Боль, жар, пот. Вверх-вниз…
Я не желаю оставаться в психушке: здесь никто не верит в счастливые развязки, в любовь или в то, что у каждой тучи есть серебряный ободок. Здесь все твердят, что Никки не понравится, как я теперь выгляжу, что она вовсе не захочет видеть меня, когда пройдет время порознь. Но я также боюсь, что люди из прежней жизни едва ли разделят мой нынешний энтузиазм.
Как бы то ни было, если я хочу привести мысли в порядок, надо поскорее убраться от зануд-докторов и уродин-медсестер с неисчерпаемым запасом пилюль в бумажных стаканчиках. Дома не принимать лекарства будет гораздо проще, чем здесь, под надзором врачей, так что я подпрыгиваю и приземляюсь на ноги.