Мой парень – волк

Колесникова Вероника

— Лена, не заставляй меня ругаться! — начал вдруг закипать этот недочеловек в чужих шортах.

— Нет, нет, продолжайте, Ганс Христиан Андерсен! — спокойно ответила я ему, но вложила в свои слова как можно больше недоверия.

— Эх, вот зря ты так. Я тут тебя в основы мироздания посвящаю, а ты ведешь себя как… как… дура! — начала кипятиться гора мышц.

— Так! Попрошу без оскорблений! — я вскочила.

— Хорошо, — вздохнул и спустя секунд десять продолжил парень. — Так вот. Мишутка и правда медвежонок. Почему-то он перевоплотился раньше, чем должен,

ведь мама у него человек, Вера обычная… ну то есть не обычная… но в общем, не оборотень она! — он стукнул себя по коленке своей лапищей, что я вздрогнула. — И я здесь для того, чтобы помочь ему становиться обратно человеком.

— Ладно. Это прекрасная сказка про белого бычка, но мне надо много чего сделать, — перебила я его.

— Например? — он несказанно удивился.

— Надо позвонить Паше, узнать, как там Вера, — как маленькому, медленно и почти по слогам выдала ему.

— Я уже звонил, Вера приходит в себя и ей придется остаться в больнице на несколько дней. Кстати, ты знала, что связь здесь ловит только на лестнице? Очень не удобно! — он помотал своей лохматой головой, а мне захотелось по ней как следует стукнуть! Это все, что волнует качка?

— Хорошо, господин Андерсен, но я бы сама хотела убедиться в этом, — я сказала это спокойно и даже почти церемонно, но внутри кипела еле сдерживаемая ярость.

Петр протянул мой сотовый.

Послав груде мышц злобный взгляд из-под бровей, прокурсировала мимо него и встала на лесенке. Набрала номер Павла. Тот ответил сразу. Будто ждал звонка.

— Как ты? — сразу раздалось из трубки.

— Я-то очень даже не плохо. Ты мне скажи, как Вера?

— У Веры тяжелое отравление, ей сделали промывание желудка, но в больнице ей придется провести как минимум дня три. Петр с вами? — в голосе его слышно еле сдерживаемое волнение, и я подумала, что такая реакция мне нравится больше, чем спокойствие этого увальня на табуретке.

— Со мной, — я скуксилась, чтобы даже через телефонную трубку было понятно, что я категорически не довольна этой компанией.

— Все в порядке? — мне кажется, он задышал быстрее и резче, будто бы бежал.

— В каком порядке? Надо теперь искать Мишку, собирать поисковый отряд, я не знаю, бабок из деревни, людей из города!

Тут меня начала косить небольшая истерика. О чем он думает?! Нужно что-то делать! Куда-то бежать! Поднимать всех на уши!

А они пристали со своим: «ты в порядке?!».

— Лена, успокойся! — он резко рявкнул, и я даже выпрямилась, подчинившись силе его воздействия.

Я помолчала, собираясь с силами.

На том конце трубки слышалось пыхтение. Наверное, Пашка бежал, вернее, я на это очень надеюсь.

— Я спокойна!! Это вы слишком расслаблены! Что с вами такое?! — я собрала себя в кучку и накричала на него.

— Лена, дыши ровно! Петр тебе должен был все объяснить. Или он еще не успел? — интересовалась трубка.

— Что объяснить-то?

Я вскочила и начала ходить взад-вперед, натыкаясь на мебель и сидящего Петра, следящего за мной.

— Ну как же. Нашу историю. И кто такой Мишка, —

Паша, похоже, остановился, потому что говорил со мной ровно, пытаясь поймать на крючок мое внимание.

— Кто же он? — я остановилась прямо за Петром, с ненавистью глядя на его русоволосую голову.

— Ну как же. Медвежонок. Он сразу им родился. Не знаю, что спровоцировало обращение, но то…

Не выдержав снова этой ахинеи, я бросила трубку. Тем более, что зарядки оставалось два процента, а это значит, что связь начнет барахлить, пока не доберет своих положенных ста.

Или тут коллективное отравление грибами, или я все еще сплю. Или я сплю отравленная грибами. Все просто.

— И это… Лен… чтобы уж между нами не было никаких недомолвок… Сразу тебе скажу одну вещь, — подал голос Петр.

Я закатила глаза. На что еще этот сказочник хочет открыть мне глаза?

— Ты не думай плохо про Пашку. Они, волки, неплохие оборотни-то, только он решил, что не будет принадлежать ни одной стае, а будет одиночкой. Это его право. Тут много таких появляется. Или кто не знает, что со своей второй сущностью делать, или еще что. Манит их сюда… — он говорил медленно пытаясь достучаться до моего разума. Наверное, техниками нейропрограммирования владеет какими-то, раз подделывает свое поведение под меня, даже дышать старается в таком же темпе.

— Ага, ты — медведь, Пашка — волк. А я — лисичка — сестричка. Патрикеевна.

— ЭЭ… неее… я бы сразу почуял… — пробасил Петр.

— Да шучу я! Какая из меня лиса? Я сейчас больше похожу на оборотня — недоумка. Или за кого ты меня там принимаешь.

Петр вздохнул. Потом подумал и еще раз вздохнул.

И он не был самим собой, если бы со всей обстоятельностью не вернулся к нашим баранам. Вернее, к нашему недавно приобретённому зверенышу.

— Пойдем к мальчику, он боится, напуган, ему нужна наша поддержка.

Решив, что медвежонок съесть один меня не сможет, приняла это соломоново решение и последовала за бодибилдером- оборотнем, или кем он там себя представляет.

Медвежонок сидел там же, где его и оставили, перед домом и ревел. Натурально ревел, как малыши, когда расшибут коленку.

И так мне стало жалко животное, передать невозможно. Прямо как Мишку, когда он начинает грустить или плакать.

Вздохнув, я присела перед ним. Медвежонок посмотрел на меня своими глазками-бусинками и начал утирать лапами лицо. Прямо как малыш. Ну, правда говоря, он и есть малыш.

Не зря говорят, что чужих детей не бывает. И даже если эти дети заросли шерстью и имеют большую пасть с зубами больше, чем ваши.

Делать нечего, я достала из кармана шорт конфетку, развернула и протянула мелкому сладость. Тот открыл рот, и я засунула ему туда леденец. Мелкий радостно заурчал. И вроде бы слез сразу стало меньше? Я погладила его по голове, потрепала за ухом, и мне показалось, что медвежонок улыбнулся.

Ну вот, приехали, и меня начали галлюцинации съедать.

Петр в это время налил чистой воды в ведро и поднес малышу. Тот непонимающе глянул на мужчину.