Мой психолог. Научи меня любить
Шрифт:
— Что вы думаете об этом, фрау Штайн? Я могу дать вам пару минут.
— Нет, я не готова оставаться с ним наедине, — еще бы, после всего, что он сделал, мне просто страшно. И говорю уже бывшему мужу: — Говори так, если есть что.
Скривившись и выражая свое недовольство, Альберт поджимает губы, задумывается и, придя к своим собственным выводам, соглашается.
— Лика, я хочу попросить прощение, за все что натворил, — очень странно слышать такое от Альберта. Сначала мне даже показалось, что он действительно раскаивается, но видя, как он переводит взгляд со следователя на меня, я понимаю, что игра никуда не делась, что все это напускное, и верить
— Вспомни всё хорошее, что у нас было. Ведь я любил тебя. Я оступился с Ханной, потом… когда увидел тебя с этим… я просто пришёл в бешенство… я отчаялся, что потерял тебя, — его лицо принимает жалостливое, молящее выражение, в голосе отчаянье и мольба. — Мне было очень больно осознавать, что потерял тебя. Лика… любимая, прости меня…
Альберт неожиданно падает на колени передо мной. Он тянет ко мне руки в наручниках, хочет коснуться моих ног, и я в изумлении вздрагиваю. Даже, зная теперь какой он искусный притворщик, такого от него не ожидала. Становится неимоверно противно, видеть его таким. Неужели он всегда действовал именно так, неприкрыто, мерзко, но только сейчас мои глаза открылись, и я вижу истинность его поведения? Да, пожалуй, так и есть. Я встаю со стула, и его руки соскальзывают с моих коленей.
— Если ты хочешь тем самым вынудить меня забрать заявление и простить твои поступки, то можешь забыть об этом, Альберт.
— Хочу вам сообщить, гер Майер, что можете на это не надеяться, — в разговор вступает капитан Минце. — Даже если ваша жена заберёт заявление, то дело о поджоге и покушении на убийство — это уголовное преступление, которое расследуется вне зависимости от заявления потерпевшего.
Альберт переводит тяжёлый взгляд на следователя, но молчит. Медленно поднимается с колен, садится на стул, положив руки в наручниках на колени. Смотрит на свои руки, словно обдумывая слова капитана.
— Единственное, что может немного облегчить вашу ситуацию — это чистосердечное признание и раскаяние в суде. С ними вы можете надеяться на смягчение приговора, — Альберт поднимает взгляд на мужчину и переводит его на меня. — С возможностью рассмотрения досрочного освобождения за хорошее поведение. Подумайте хорошо.
В небольшой комнате для допросов нависает молчаливая пауза, которая, кажется, тянется вечность. Моё сердце сжимается от всего происходящего. Никак не могу смириться с мыслью, что когда-то этот мужчина был самым близким для меня, средоточием всего мира… а оказался обманщиком и предателем… убийцей… вся наша совместная жизнь… годы… оказались фарсом. Пошлым, банальным, как в дешёвой бродвейской постановке… Меня начинает мутить. В животе нарастает волнение. Мерзко… гадко…
Глава 16/2. АНГЕЛИКА
— Думаю, фрау Штайн, вы можете быть свободны, — низкий голос следователя прерывает тишину. — Благодарю вас за помощь.
Дверь в комнату открывается, и мужчина в форме провожает меня в коридор. Опустив голову в раздумьях, я покидаю помещение допросной, наполненное тяжёлой атмосферой, где мне не хватало воздуха. Ноги словно не слушаются. Всё словно ужасный сон. Никогда и представить не могла, что со мной может произойти что-то подобное. Хочется, чтобы всё это скорее закончилось. Только бы хватило сил пережить это…
Коридор встречает меня тишиной. Маркус сидит на ближайшей скамейке, а рядом… папа. Он, как и в прошлый раз, сразу приехал ко мне в больницу, сидел у кровати, не уставая и не давая себя выгнать. В этот период, пока я была в отключке, а потом и на реабилитации, два моих
Соседняя дверь открывается и из нее выходит Ханна. Девушка кажется растерянной и подавленной. Поднимает глаза, замечая меня, и сразу выражение лица сменяется на змеиное. Проходя мимо, она останавливается и наклонившись, чтобы слышали лишь мы вдвоем, едко произносит:
— Радуйся, ты победила, стерва. Добилась своего и уничтожила нас…
— Думаешь, моя смерть сделала бы вас счастливыми? — спокойно отвечаю, хотя в душе всё переворачивается, сердце колотится от её отвратительных слов, наполненных ядом.
— Всем стало бы легче, если бы ты погибла в том пожаре, — её слова колют меня, словно та иголка, что оставила следы в моей душе и на теле.
Я хватаюсь за грудь, потому что становится трудно дышать, как будто из меня выкачали весь кислород, как будто словом можно убить… не знаю, чего добивается Ханна, но выбить меня из равновесия у неё прекрасно получается.
— Думаешь, вам бы всё сошло с рук? — мой голос дрожит от нахлынувших эмоций, но я чувствую на плечах заботливые руки, которые хотят меня защитить. Маркус… становится легче. — Вы бы стали первыми подозреваемыми.
— Лика, не слушай её, — слышу голос папы.
— Пойдём, — вторит ему Маркус.
— Идёмте, фрау Беккер.
Недовольное выражение лица и удаляющиеся громкие шаги Ханны и ее надзирателя, позволяют мне вновь вздохнуть полной грудью. Какие все же гнилые и двуличные бывают люди. Я в своем маленьком мирке, постоянно отгораживаясь от всех в творчестве и работе, не смотрела на людей столь пристально, а теперь мне открылись такие подробности самых низменных человеческих пороков, что я не могу даже в голове уложить эту информацию. Так живешь и думаешь о людях только хорошее, на самом же деле, они за кусок бетона или за пачку денег готовы просто взять и лишить тебя жизни. Страшно…
— Лика, дорогая, можешь уделить мне пару минут?
— Конечно, пап, — вижу его волнение, он будто бы готовится произнести целую речь. Маркус, понимающе отходит в сторону, но не уходит совсем.
— Дочка… я… уже просил прощения у тебя за мою невнимательность и то, что я не придавал значения действиям Альберта…
— Пап, не надо. Ты ни в чем не виноват.
— Виноват Лика. Люди виноваты в том, что сами закрывают на что-то глаза, упускают важные, значимые моменты, думая, что это не их дело и… я еще виноват перед тобой, я мало уделял тебе времени… Особенно после смерти Марты, твоей мамы. Она была для меня всем, ты ведь знаешь. Но я забыл об этом тогда, упустил, когда перестал её слушать и слышать. А потом… сердце, и… её не стало. Мне до сих пор её не хватает, дочка. Она была моей музой, моей … Если ты встретила человека, который заботится о тебе, волнуется и всегда хочет быть рядом… Если ты понимаешь, что этот человек твой, то держись его, живи и будь счастлива. Жизнь коротка, чтобы разбрасываться хорошими людьми, чтобы тратить себя на ненужные дела, на ненужных людей.
На мои глаза наворачиваются слезы. Мы никогда об этом не говорили, но мне тоже ужасно не хватает мамы. Её теплоты, улыбки, и я прекрасно понимаю, о чём говорит папа. Невольно перевожу взгляд на Маркуса.
— Я успел с ним познакомиться, он очень хороший человек. Мне кажется, что он любит тебя и готов во всём поддерживать.
— Да, это так и есть.
— Тогда я могу лишь пожелать вам счастья, — отец трёт свои уставшие глаза, а я беру его за руку.
— Спасибо, папа. У меня есть для тебя кое-что.