Мой русский путь
Шрифт:
Ксения, с 12 лет отданная в Павловский институт благородных девиц, выйдет из него ревностной православной христианкой и убеждённой монархисткой. Наташа изберёт в качестве жизненной философии гедонизм. Нина проделает долгий путь к католической вере – она жаждет универсальности, – не отрицая при этом своих православных традиций.
Нина – сама нежность и чувствительность. Если Арчил оставил в моей памяти прежде всего свой взгляд, то память о Нине сохранила её голос: голос ребёнка, исходящий из детского сердца. Нина способна удивляться самым простым и привычным вещам
Свободное время бабушка проводит за чтением Чехова, самого любимого своего писателя. В юности она мечтала стать учительницей в деревенской школе. Бог же захотел, чтобы я стал её единственным учеником. Она передала мне язык и культуру своей страны и сыграла наиважнейшую роль в моём интеллектуальном образовании.
ВЕЛИКОДУШНЫЕ
У моих дедушек и бабушек всё просто, хотя их жизнь была нелегка. У моих родителей всё сложно, хотя жизнь у них была относительно спокойной.
Дело в том, что мир, родившийся из Второй мировой войны, – новый мир. В этом новом мире сложно жить полноценной духовной жизнью.
К тому же легче быть иммигрантом, нежели сыном иммигранта. Иммигрант знает, откуда он. Сын иммигранта всегда в поиске своих корней, всегда в кризисе.
В этом новом мире и крайне незавидном статусе мои родители держались прекрасно.
Моя мать Ирэн (Ирина) – единственная дочь Арчила и Мадлен. Мой отец Кирилл – единственный сын Павла и Нины. Отец родился в 1929 году, мать – в 1938. Они познакомились в 1959 году в Париже, на встрече католической и православной интеллигенции, организованной в доме Нины и Павла. Спустя три месяца они повенчались. У них было трое детей: Стефан, Александр, Мария.
Если вся сущность Арчила заключается в его взгляде, а личность Нины целиком выражается в голосе, то воплощение Ирины – её улыбка. Мама дарит свою чудесную улыбку всем, кого встречает. Все, кто помнят о ней, помнят её яркую и искреннюю улыбку. Мамина улыбка – это её вклад в человечество.
Но она может и вовсе не улыбаться. Иногда на неё страшно взглянуть. Она судит, гневается и испепеляет с той же силой, с которой любит. Малейшее сомнение в искренности твоих намерений – и ты стёрт в порошок. Но Ирина умеет просить прощения, просто и ласково.
Для моего отца главное – аутентичность. Он мятежник и провокатор. Он не терпит общественных условностей и с большим наслаждением раскрепощает скованных людей, особенно мужчин. Он говорит всё, что приходит ему в голову, – кстати и некстати.
Отец – инженер, который никогда не работал инженером. Он бизнесмен – у него заводы по всему миру, но он мечтает преподавать историю и философию.
У моих родителей высокие гуманистические и христианские идеалы. Но имя Иисуса Христа у нас не произносится. Если кто-нибудь и молится, то не вслух.
В нашем доме есть дыхание христианства, но нет его слов. Есть краски христианства, но нет его звуков. Слова и звуки я открою для себя позже.
Отец заботится о нашем воспитании. Он водит нас в театр, на «Преступление и наказание», «Портрет Дориана Грея», в кино, на «Зеркало» Андрея Тарковского; возит нас в Египет и Новый Орлеан. С трёх лет он бросает нас в воду, учит плавать против течения, управлять яхтой и не бояться открытого моря. С ним мы встречаем бури в Атлантическом океане и бороздим тихие норвежские фьорды…
В море я безумно мечтал. В море я узнал самое важное.
В нашем воспитании есть требования и направление, но прежде всего свобода. Запрещены только мотоциклы и джинсы.
Нас учат делать то, что другие обычно не делают. Наши родители любят Францию, но не чувствуют себя французами и боятся стать французами.
Мы с братом и сестрой хорошие друзья. Стефан старше меня на год, Мария на год моложе. Мы редко ссоримся, часто бываем вместе.
Отец много работает. Его бизнес идёт хорошо: он унаследовал дело своего отца Павла и, пойдя на большой риск, вышел на международный рынок. Его компания производит промышленные вентиляторы во Франции, США и Японии. Мы живём в просторной квартире в одном из красивейших парижских кварталов и проводим каждое лето в доме на Атлантическом побережье в Южной Бретани.
Парижская квартира, загородный дом, большой парусник – всё это не только для нас, но ещё и для наших друзей, особенно для наименее обеспеченных из них. Летом наша семья словно увеличивается в три или четыре раза: место в доме есть для всех, будь то друзья детей или друзья родителей.
В 1986 году отцовское предприятие терпит крах. Японский конкурент подделывает его вентиляторы. Японские судьи, как правило, иностранцев не защищают. Министр внешней торговли Франции сделала всё возможное для разрешения ситуации. Она даже посетила японский завод отца в префектуре Сидзуока на берегу Тихого океана. Всё напрасно.
Отец подавлен. Мать ставит его на ноги. Жизнь продолжается.
В 1992 году, после падения советского режима, мои родители переезжают в Грузию. Тем самым мать выполняет последнюю волю своего отца. Ей 54 года.
В Абхазии война. В горах Сванетии беженцы нуждаются в гуманитарной помощи. Родители улетают туда на вертолёте. Там, во всеобщем хаосе, мама пропадает. Отец отыскивает её в ночи в аэропорту Кутаиси. Врач растирает её обмороженные руки и ноги. Он подходит к совершенно бледному отцу и шепчет ему на ухо: «Пульс – 27, я никогда не видел, чтобы кто-то выжил со столь слабым пульсом».
У Ирины Гедеванишвили проблемы с сердцем. Но служить своему народу она будет ещё 20 лет.
Мама умерла 26 мая 2011 года в Кахетии, на рассвете, в день национального грузинского праздника, недалеко от Бадбийского монастыря, где с 347 года покоятся мощи святой Нины. Заупокойную литургию служит на грузинском языке польский священник в католическом кафедральном соборе Тбилиси. Похороны ведёт на русском испанский священник, региональный викарий Opus Dei в России, в сопровождении православного хора. В Париже панихиду служит отец Арчил, настоятель прихода Святой Нины, в греческом православном кафедральном соборе. Грузинский храм слишком мал для этого события.