Мой талантливый враг
Шрифт:
В груди стало как-то пусто, даже мандраж перед выступлением пропал. Мне бы взять и уйти, но вместо этого я смотрю за восхищенным лицом Винса, который гладит струны и не без удовольствия извлекает приятный слуху насыщенный звук.
– Ты полна сюрпризов, курочка, хочу посмотреть на тебя в деле с этой штукой. Продолжай удивлять меня дальше. Мне очень нравится.
Он похвалил меня, и эта похвала была похожа на дикий мёд. Жутко необычный вкус у такой, казалось бы, привычной вещи. Как часто меня хвалили в академии, но приятно мне
– Ну вы там скоро, Винс? Мы опаздываем уже! – Ласло высунулся из кабины и нетерпеливо махал нам. – Мне ещё с Еленой надо порепетировать успеть.
– Пойдем, курочка. Волнуешься? – заботливо спросил Вестерхольт, и мандраж мгновенно вернулся ко мне, разбежался мурашками по телу и мазнул жаром по щекам.
– Немного. И хватит уже называть меня так, я же просила!
– Как так? – игриво переспросил Винсент, совершенно не торопясь к фургончику, он словно нарочно замедлял шаг.
– Курочкой, – тихо повторила я, чувствуя, как щеки зажгло ещё сильнее.
– Ой, брось. Тебе же нравится. Ты же не просто так скопировала мой рисунок и носишь в сумке весь день, – выстрелил мне контрольным в голову Винс.
– Как ты… Как? Ты следил за мной?
– А? Я? Да я просто угадал. Ты серьёзно так сделала?
Я буквально плавилась от стыда в этот момент, и будь контрабас чуть легче, я непременно замахнулась бы им и зашибла мерзавца.
– Курочка, у тебя, кажется, жар, – он бесцеремонно положил мне ладони прямо на пылающие щёки. – Играть-то сможешь, или к врачу тебя проводить?
– Ненавижу тебя, Вестерхольт. Ненавижу, слышишь, это все от злости сейчас, ты понял? Закипаю просто!
– Ну конечно, не от любви и нежности. Ты же не сделала такую глупость, не запала на меня?
– Я лучше сдохну в муках, чем мне понравится, кто-то вроде тебя!
Грубо убрала его руки со своих щек.
– Ага, я вижу, как ты превозмогаешь прямо сейчас. Расслабься уже и выдыхай, не враг я тебе.
Я бы поспорила! Самый настоящий вражина. Талантливый до одури и столь же мерзкий.
– Зато мандраж и волнение пришли, да? – Он подмигнул и щелкнул пальцами. – Когда ты на меня злишься, совсем иначе играется, с душой, а не по нотам.
А вот тут он прав. Что-то при мысли о нем действительно пробуждается душе и позволяет иначе смотреть на музыку. Вот только я бы в жизни не поверила, что моим топливом станет жгучая ненависть. Обычно я предавалась своей сладкой меланхолии и детским воспоминаниям.
В фургончике было не так много сидячих мест. Почти все, кроме диванчика в хвосте, были заняты. На одних лежали инструменты, сумки, нотные листы и даже остатки еды. На тех, что почище и посвободнее устроилась троица в драных колготках.
Винсент сразу направился в конец салона, а я неуверенно смотрела ему вслед. Со своим инструментом я никуда больше не примощусь. Вздохнула и начала протискиваться к своему кошмару наяву. Мне нужно-то перетерпеть поездку, концерт и обратную дорогу. Делов-то. Терпела же я Вестерхольта все эти годы?
Терпела. Только все эти годы мои голые коленки не терлись о его. Великие Музы, за что мне это наказание?
Села рядом с Винсентом, стараясь сильно не задевать его, только он нарочно ноги свои расставил так, словно у него между ними контрабас стоит!
– Ты не мог бы подвинуться?
Я честно старалась звучать вежливо, но на выходе у меня получалось какое-то шепелявое проклятье.
– Ты села на моё место.
– То есть не подвинешься?
– Нет.
Одно хорошо, жар с щек сошел. Плохо, что теперь у меня горит коленка.
Следующие десять минут поездки я ерзала, пытаясь устроиться поудобнее, а Винсент, захвативший большую часть сидения самым наглым образом спал. Ещё чуть-чуть и на плечо мне свалится. Его совсем не волнует предстоящее выступление и, что я в жизни не играла в подобной группе. Для него это словно рядовой концерт. А я вот волнуюсь, искренне не хочу подвести Виви, в то время как её брат и в ус не дует.
Пихнула его плечом, когда он почти лег на меня, но Винс даже не дернулся, а только лениво спросил:
– Уже приехали?
– Не знаю.
– А чего тогда будишь?
С этими словами он уже в открытую привалился ко мне и собрался продолжать спать. Я же едва дышала. С одной стороны контрабас, а с другой хамоватый наследник Вестерхольтов.
– Не мог бы ты, пожалуйста, слезть с меня, я задохнусь сейчас.
– У курочки мягкие пёрышки, мне нравится. Терпи.
– Ты плечо мне вывихнешь, я играть не смогу!
– Не драматизируй, ничего с твоим плечом не случится.
Отлично. Он так близко, что я чувствую запах его геля для душа, слегка потную футболку и какой-то ненавязчивый дезодорант. Что-то хвойное. Лес… Я вижу длинные ресницы Винса, на которые падает челка. Завораживающий блеск сережки на губе вновь напоминает мне о моем постыдном сне.
У меня так много вопросов к нему. Почему его песни посвящены какой-то Нане? Это же не я? И потому он играл на виолончели пьесу, в которой была я в темном лесу.
– Винс… – начала я.
– М?
Черт, я думала, он спит. Теперь придется действительно спросить его о чем-то. Только вот о чем?
– А кто эти девушки? Они же не музыканты, я не чувствую в них магии. Ни капли.
– А они и не волшебницы. Это наш фан-клуб. Дора, – Винсент вытянул руку и указал на девушку с фотокамерой, – снимает наши выступления и монтирует любительские клипы. Джулс ведет нашу страничку в эфире, а Лаура отвечает за мерч.
– Какой ещё мерч?
Говорит на каком-то чуждом языке. Это что-то на хангрийском?