Мой темный принц
Шрифт:
Полуночный взгляд встретился с глазами Пенни. Беззаботное выражение тут же испарилось без следа, будто черный занавес опустили. Он крикнул, отдавая приказ. Остальные мужчины тут же прервали бой.
Принц небрежным жестом кинул полотенце на стул и отвесил глубокий поклон. В глазах появилась настороженность, но улыбка по-прежнему ленивая, как у кошки, выслеживающей добычу. Он щелкнул пальцами. Мужчины без промедления собрали рапиры и вышли из зала через боковую дверь.
– Какое безобразие! – Ее сердце, казалось, вознамерилось во что бы то ни стало пробить в лифе дыру. –
Не успел он и рта раскрыть, как она развернулась и зашагала прочь. Не зная, куда направиться, Пенни пошла прямиком в Голубую гостиную. Миниатюрная Солнечная система застыла на месте, планеты неподвижно висели на своих латунных орбитах. Греческие вазы невинно посверкивали на столе. Она подошла поближе и провела пальцами по надтреснутому боку одной из них. В ушах до сих пор звенели шпаги, перед глазами стояла мужская фигура, стремительная, словно прыгающий через быка Тезей. Прекрасная, неотвратимая, завораживающая. Еще ни разу за все свои двадцать два года ей не приходилось видеть ничего подобного.
Хлопнула дверь. Пенни обернулась и увидела Николаса. Чистая белая рубашка распахнута на груди, широкие рукава скрыли сильные руки. Взгляд снова стал ленивым и беззаботным, уверенным и властным. Квест терпеливо ждала у его ног.
– Ваша мать сказала, что вы согласитесь.
– И еще она сказала, что не стоит ждать от вас извинений, даже если того требуют обстоятельства. – Пенни взяла в руки вазу с Ахиллесом и сделала вид, что изучает ее. Девушку ни с того ни с сего бросило в жар, и она почувствовала неловкость. Взъерошенный и разгоряченный после недавних упражнений, он был воплощением мужественности. – Я пока еще ни на что не соглашалась. Разволновалась бы принцесса София, застав вас… без рубашки?
– Непременно. Но она ни за что не подала бы виду. Я научу вас, как этого добиться.
Краем глаза она заметила, что он до сих пор был в одних чулках, без обуви. Ничего удивительного, что она не услышала его приближения!
– Если мы сумеем заключить договор.
– Правда? – В его голосе зазвенели прохладные нотки. – Какого рода?
Она вертела вазу перед глазами, но не видела ее.
– Я научу вас, как стать хорошим принцем. Это не мои слова, так мама сказала, хотя в подобном виде эти слова звучат несколько нахально, вам так не кажется?
Он сложил руки на груди. Квест легла и положила голову на лапы, в глазах – неприкрытое обожание.
– Кстати, о нахальстве… Я не уверен, прилично ли порядочной леди так пристально разглядывать эту вазу.
Пенни чуть не выронила произведение искусства из рук. Она машинально прижала вазу к груди и посмотрела на него:
– Почему нет?
– Потому что, если не брать во внимание меч и шлем, Ахиллес абсолютно голый. Может, не стоит прижимать его к груди с подобной горячностью?
– Я прижала его к груди от чистого сердца, без задней мысли, видите ли. Если вы удалитесь, я прислушаюсь к голосу разума и верну Ахиллеса на стол. Внешние приличия будут соблюдены. Кстати, я среди прочего пообещала своей матери и это.
– Да, – сказал Николас, направляясь в ее сторону. В черных глазах полыхал затаенный огонь. – Я тоже. Но неужели вы и впрямь собираетесь торговаться с принцами? Мы хозяева своего слова: захотели – дали, захотели – взяли обратно, на то мы и королевские особы.
Пенни попятилась, по-прежнему прижимая вазу к груди.
– Но вы же еще и джентльмен, не так ли?
– Очень редко им бываю. – На губах его заиграла дразнящая, полная ложного очарования улыбка. – Особенно если кто-то начинает читать мне мораль на тему греха и чести… или нахальства и внешних приличий. Я готов кинуться головой в озеро.
Стол преградил ей путь к дальнейшему отступлению.
– При чем здесь грех? Грех – понятие церковное.
– Разве вы не считаете, что церковь у принцев на побегушках? Плохо же вы знаете историю! – Он остановился, нависая над ней огромной башней, и забрал у нее вазу. – Два часа назад ваша мать уехала в Стаффордшир. Все жители деревни уверены, что вы отправились вместе с ней. Ваши вещи вон там, в тех чемоданах. Ваша мать собственноручно упаковала их и передала Эрику, одному из моих людей.
– Нет! – вырвалось у Пенни. – Что, если я еще не сделала своего выбора?
– Еще как сделали. – Николас протянул сверкающую на его безупречной ладони вазу.
Встретился с ней глазами и улыбнулся. Ахиллес соскользнул с руки и упал на пол, разбившись на множество кусочков.
Он развернулся и пошел прочь, а Пенни не могла отвести взгляда от черно-красных осколков с белыми краями… и вдруг осознала, что все это выше ее понимания.
Он остановился в дверях – воплощение грации и беспечности.
– Кстати, это была всего лишь копия. – В его голосе звенел смех. – Моя мать разбила оригинал лет двадцать назад. Со всей силы обрушила вазу на голову отца, когда тот отказался высечь меня за какое-то небольшое прегрешение. Но это не повлияло на ваш выбор.
От его руки, придерживающей дверь, до сих пор веяло опасностью.
– Я выбрала войну?
– Увы, мисс Линдси, Ахиллеса больше нет, остался только Вакх. Вы спасли настоящую вазу – она-то как раз действительно греческая, – ту, на которой обнаженные исступленные женщины несутся под первобытной луной, готовые разорвать мужчин на куски во имя Диониса. Сознательно ли, нет ли, но вы выбрали менад.
Глава 5
Поплавав и переодевшись, Николас снова вернулся в Голубую гостиную. Он победил, как, впрочем, и рассчитывал. Не потому, что она попалась на удочку, а потому, что ее мать сумела убедить дочь в благородстве этого предприятия, и еще потому, что мисс Пенелопа Линдси была человеком порядочным и великодушным. Она согласилась, и он должен бы быть счастлив. Теперь она здесь, в его власти. У него есть время превратить ее в то, что ему надо: в копию ее кузины, принцессы Софии. Свадьба спасена. И все же она даже не представляла себе всей грандиозности стоящей перед ней задачи. Его трясло от сознания того, что он заманил эту женщину в ловушку, воспользовавшись в своих интересах ее честностью и чистотой.