Мой верный рыцарь
Шрифт:
– Я никогда не полола раньше, но родители приучали меня ко всему, что делается в моих владениях, и я благодарна Точи за наставления.
Филиппа засмеялась то ли над ребенком, то ли над ней:
– Ему доставило удовольствие давать их тебе.
– Ты так думаешь? – Выдернув, наконец, корень, Элисон победно помахала им в воздухе.
Филиппа снова засмеялась, и на этот раз Элисон точно знала, что над ней.
– Не так часто кому-нибудь случается давать тебе наставления.
Бросив корень в медленно растущую кучу сорняков, Элисон
– Разве я такая страшная?
– Не для меня. Не бери в рот грязь!
Удивленно подняв глаза, Элисон увидела, как Филиппа, разжав крошечный кулачок дочери, высыпала из него землю.
– Фу! – сделала она ей страшную гримасу. – Не ешь это! Гадость!
Хейзел смотрела на мать как зачарованная. Потом ее нижняя губка оттопырилась и задрожала, большие глаза наполнились слезами, она села на землю и заревела как теленок.
Элисон не могла сдержаться. Она громко засмеялась. Она давно не смеялась. Филиппа сердито на нее взглянула:
– Вот подожди, пока сама станешь матерью.
– Ужасная мысль! – Все еще усмехаясь, Элисон вернулась к своему занятию.
– Я думаю, что ты и так слишком долго ждала.
Элисон быстро взглянула на нее:
– Что ты этим хочешь сказать?
Филиппа протянула Хейзел засохшую тыкву. Хейзел погремела ею и отбросила с такой силой, что та воткнулась в мягкую землю.
– Ты превращаешься в старую деву с кошкой.
– Это не моя кошка! – Она попыталась взглянуть на прицепившийся к ней комочек шерсти, но он уже исчез, и это ее порадовало. В этих стенах с котенком ничего не могло случиться.
– Ну и пусть, – согласилась Филиппа. – Ты просто превращаешься в старую деву.
Озадаченная Элисон попыталась отшутиться:
– Я старейшая вдовствующая девственница в Англии.
Филиппе это явно не показалось смешным, потому что она продолжала, не обращая внимания на ее слова и вертя ниткой цветных бус перед глазами Хейзел:
– Ты закостенела в своих привычках. Я не думаю, что найдется человек, который мог бы изменить тебя. Я возлагала большие надежды на сэра Дэвида, но ему это не удалось, так что остается только надеяться на ребенка.
Элисон выпрямилась, потирая себе спину.
– О чем ты говоришь?
– Тебе нужен ребенок.
Это какая-то новая шутка, решила Элисон, широко раскрытыми глазами глядя на Филиппу. Она просто что-то не поняла, ведь ей всегда не хватало чувства юмора. Но Филиппа смотрела на нее с самым серьезным видом.
Ответ Элисон основывался на самой безупречной логике.
– Я не замужем.
– Дети не от брачной церемонии родятся, а когда спишь с кем-нибудь.
– Я это знаю. – Когда Филиппа усмехнулась, Элисон поняла, что в этом-то и крылся юмор. – Я хочу сказать, я госпожа Джордж Кросса. Я не могу просто взять себе любовника и…
– А почему нет? – удивилась Филиппа. – Какой толк быть госпожой Джордж Кросса, если ты себе хоть один-единственный грех не можешь позволить?
Бусы наскучили
– Мне следовало бы сказать, еще один грех.
– Моя совесть чиста. Я каждый день исповедуюсь и исполняю епитимью, которую налагает священник.
– Он глух, – возразила Филиппа. – Не будь он глух, он бы всю деревню отлучил от церкви.
Элисон подавила улыбку и сказала чопорно:
– Пути Господни неисповедимы.
– Да, вот Он и послал тебе сэра Дэвида!
Хейзел снова начала выражать недовольство громким криком.
– Дай мне ключи, – попросила Филиппа.
Элисон дотронулась до кольца у себя на поясе.
– Зачем?
– Затем, что ей нельзя давать ключи, а если она получит то, что нельзя, она будет счастлива.
Элисон хотела было сказать, что это опасное начало. Если успокаивать ребенка, давая ему то, что нельзя, это может войти в привычку. Но тут ей пришло в голову, что и Филиппе приходится туго. Она должна без мужа любить ребенка, воспитывать, беспокоиться о нем. Больше всего беспокоиться. В отличие от нее, Филиппа не худела от тревог. На самом деле она скорее поправилась, но на лбу у нее заметно проступали морщинки.
Элисон бросила ей ключи. Они упали в лимонник, сломав один из побегов. Резкий запах привел Элисон в еще больший ужас, но Филиппа поспешно подобрала широкие листья.
– Быть может, Точи не заметит, – сказала она и позвенела ключами перед Хейзел. Ребенок широко раскрыл удивленные глаза. Девочка с жадностью потянулась за ключами, и Филиппа положила тяжелое кольцо ей на колени. Удовлетворившись тем, что нашла забаву для ребенка, Филиппа повернулась к Элисон.
– Сэр Дэвид подарил бы тебе прекрасных здоровых детей.
– А потом оставил бы меня.
– Может быть. Если бы ты сама его отослала. Но я думаю, он бы не отказался, если бы ты предложила ему жениться на тебе.
– Зачем мне такой, как он? Между нами ничего общего.
– Не знаю. – Филиппа улыбнулась и выдернула из земли пару сорняков. – Почему же ты желаешь его?
– Отчего ты думаешь, что я его желаю?
– Потому что я отгоняла любопытных от двери твоей рабочей комнаты.
У Элисон был готов колкий ответ, но она воздержалась. В конце концов, ведь это была Филиппа. Ей она могла сказать правду.
– Он ужасен. Он смеется над обычаями и приличиями.
– Ты все еще сердишься, потому что он раз зашел в кухню и уговорил кухарку положить живых лягушек в пирожную форму. А когда ты открыла ее, они выскочили, и ты взвизгнула.
– Нет, это было забавно. – Элисон вытерла передником руки. – Мне хотелось смеяться.
Филиппа засмеялась.
– Тогда не все еще для тебя потеряно, Элисон.
– Он оказывает на меня дурное влияние.
Филиппа усмехнулась и покачала головой.
– Однажды вечером я заговорилась с ним и даже забыла о моем шитье.