Моя чужая
Шрифт:
Я пожала плечами. Мне и так некуда было деваться – вход в подъезд наглухо завален предметами мебели.
Маруся подошла, ведя за собой мальчишку – долговязого и худощавого, одетого в брюки со стрелочками и жестко-накрахмаленную рубашку.
– Никит, знакомься, это наша соседка…
– Оля, – вставила я, поднимаясь со скамейки. Вынула руку из кармана и важно протянула Никите.
Он поднял на меня глаза, точь-в-точь такие же, как у его матери – ярко-зеленые. Помню, что в тот момент я позавидовала его длинным и темным ресницам. Как бы я хотела иметь такие же, но с моими светлыми волосами, увы,
Это уже потом я узнала, что новые жильцы стали нашими соседями по этажу. Маруся мне сразу понравилась, несмотря на то, что мама была настроена по отношению к ней настороженно, и это можно было понять – не каждая женщина будет на следующий день настойчиво трезвонить в дверь к малознакомым людям и предлагать только что испечённые пирожки.
Сквозь щелку в двери я наблюдала и слушала разговор Маруси с мамой. Она сначала не хотела даже пускать гостью на порог, но когда соседка ненароком упомянула, что может помочь подтянуть английский язык, вдруг стала более благодушной. Провела гостью в кухню, поставила чайник. А мне было интересно, к чему такие перемены. Училась я неплохо, и маме никогда не приходилось выслушивать гневные отповеди учителей. Я даже знала, кем хочу стать, когда вырасту, и пока ей этот выбор нравился.
Мама была строгой, но я понимала ее – я единственный ребёнок, и с моим отцом они давно разбежались. Работала она, как говорила, на износ, чтобы у меня было все необходимое и надо мной никто не насмехался.
К сожалению, это не помогало. У меня хоть и были добротные вещи и одежда, но не такие клевые, как у моих одноклассниц. Я старалась не показывать вида, что мне из-за этого обидно, чтобы лишний раз не расстраивать маму.
А она в последнее время почему-то всегда выглядела расстроенной и раздражённой.
– Оля! – услышала я ее голос с кухни. – Поди-ка сюда! – Мама взяла меня за плечи, едва я вошла, и слегка подтолкнула вперёд. – Вот она, моя девочка, – чмокнула меня в щеку. – А это тётя Маруся.
– Маруся. Просто Маруся, – женщина мило улыбнулась. – Она же моя соседка, а значит, мы подружимся. Ну какие ещё «тёти» у друзей?
Я смотрела в ее глаза и словно тонула. Такие зеленые и прозрачные, как вода в карьере на даче, в котором я тоже один раз чуть не утонула.
– Маруся сказала, что может с тобой заниматься. Она учительница. – Пфф, меня это абсолютно не обрадовало, и я уже повернулась, чтобы убежать, когда мама сказала: – Не забудь пригласить сегодня на прогулку Никиту, сына Маруси.
Ура! Вот это да! Значит, она разрешит мне пойти гулять! Да я хоть двадцать Никиток с собой позову!
Я уже было собиралась позвонить Ритке, сказать, чтобы собиралась на улицу, когда мама остановила меня:
– Надолго не уходи. Покажи Никите окрестности и поскорей возвращайся.
Ах, значит, подружка на сегодня отпадает.
– Иди, Лёль, собирайся. У тебя не так уж много времени.
2
Только раз, и то если повезёт, ты встречаешь человека,
который разделяет твою жизнь на две части, до встречи с ним и после.
Никита
С
Дома и правда были некрасивые – высотные, с серыми шрамами швов между плитами, кое-где с балконами разного цвета и висевшими на них флагами – одеждой. Ехали очень долго, в машине не было кондиционера, и даже я, привыкший к жаркому климату Ближнего Востока, покрылся бисеринками пота.
Там, куда нас привезло и выбросило такси, было очень непривычно – тесная квартирка в кирпичном многоподъездном доме, от которой мама почему-то была в восторге, густые кроны деревьев прямо под окнами, но самое главное – лифт: трясущийся, с лязгающей кабиной и очень вонючий, впрочем, как и весь этот дом.
Первым делом я опрыскал убогую комнатушку духами, которые вытащил из сумки мамы, едва та отвернулась.
Через какое-то время подоспела фура с мебелью и нашими вещами, доставленным грузовым рейсом. Я ужасно боялся, что в процессе перевозки могло что-то потеряться, но все обошлось. Перебирая свои вещи, подарки друзей, фотки, я отгонял от себя горькие мысли, что никогда больше не увижу те места, в которых вырос. Мама говорила, что я родился в Москве, но этого я не помнил. А помнил горы Гиндукуш, темно-синее озеро Банде-Амир, куда мы часто ездили с мамой и отцом на пикники, и покрытые сочной травой долины.
Днём следующего дня мама замесила тесто, чтобы приготовить булани, а я сидел и смотрел в раскрытое окно и прислушивался к уличному шуму.
– Никит, ты бы не сидел, как старичок на лавочке, не терял зря время – сходи во двор, познакомься с ребятами. На улице так хорошо, прекрасная погода, солнышко, – наконец, не выдержала она.
Я ничего не ответил. Ну куда бы я пошёл один? Да и что, подошёл бы какому-либо пацану и предложил свою дружбу?
– А помнишь ту девочку?
– Какую? – я прекрасно понял, о ком она говорит, но не подал виду.
Как бы я смог забыть такую? В Афганистане не часто увидишь светловолосых женщин – они, в основном, как и моя мама, были приезжими. А у вчерашней знакомой волосы были необыкновенного цвета – как червонное золото, и так же блестели, а внимательные карие глаза напоминали глаза косули, которых я часто видел у берегов Кунара.
– Никит, – мама села на диван, умоляюще сложила руки. – Мне так хочется, чтобы тебе здесь понравилось, чтобы ты поскорее освоился. Иди, прогуляйся. – Я пожал плечами – как-то неохота одному бродить, скучно. – Ну позови соседку, что ли?
Мама указала рукой на одну из коробок:
– Где-то там упакованы твои шахматы, нарды, футбольный мяч… Может, вы поиграете с ней в какие-нибудь игры? А я, как только испеку булани, схожу к соседям с угощением, познакомлюсь поближе, да и Олю приглашу зайти в гости.
Не знаю почему, но едва раздался звонок в дверь, я запаниковал. Распахнул дверцы шкафа, судорожно начал перебирать висевшие на плечиках рубашки, а сам прислушивался к разговору мамы с кем-то в холле.