Моя долгожданная любовь
Шрифт:
Она узнала ее по красным, черным и желтым кольцам, украшавшим тело гада, и заметила маленькую тупоносую головку с черным кончиком. Девушка содрогнулась. Эти змеи в Техасе считаются наиболее опасными. Брайони подняла пистолет и старательно прицелилась. Последовал выстрел. Пуля пробила полосатое тело, и змея забилась в конвульсиях. Через минуту она была недвижима. Брайони сунула пистолет в карман, подошла к Шедоу и, чтобы успокоить его, нежно потрепала за шею.
Пока она успокаивала жеребца, до ее ушей донесся топот копыт другой лошади, приближавшейся по узкой тропке. Она обернулась и увидела Джима, который карьером несся к ней на своем гнедке по кличке Пекос.
Подъехав
— Что произошло? Я слышал, что ты стреляла.
Он быстро оглядел ее. С гривой черных волос, туго обвязанных позади красной лентой, в красной рубахе, синей полотняной куртке и такой же походной юбке она выглядела как настоящая девушка-ковбой. На шее у нее был повязан синий платок, ноги обуты в сапоги из мягкой телячьей кожи. Джим заметил, что на лице жены не было ни капли тревоги или смятения, и на душе его стало спокойнее.
Когда он подошел, Брайони заверила его, что все в порядке.
— Это была коралловая змея, прятавшаяся в траве. Я убила ее с одного выстрела.
Казалось, Брайони очень гордится своим подвигом, однако когда она попыталась одарить его ослепительной улыбкой, он не улыбнулся ответно.
— Она могла укусить тебя, — заметил он, и его глаза потемнели. — Представляешь, что могло случиться, если бы…
— Если бы да кабы… — со смехом перебила она. — Перестань так волноваться обо мне. Ты ведь знаешь, что я умею постоять за себя.
— Я знаю, что ты классно стреляешь и что у тебя молниеносная реакция, но это не исключает возможности случайных происшествий, — нахмурился Джим.
Испытующим взглядом он оглядел ее маленькое славное личико. Прекрасные зеленые глаза были устремлены прямо на него, да так простодушно, что он не мог не растаять, а мягкий розовый ротик просто напрашивался на поцелуй. Его взгляд переместился вниз, на припухлый животик, где зарождалась жизнь нового крошечного существа. Джим решительно сказал:
— С сегодняшнего дня, Брайони, я не хочу, чтобы ты меня встречала на этом месте, и вообще я больше не желаю, чтобы ты выезжала с ранчо одна.
— Джим! — Она изумленно глядела на него. — Не будь чудаком! Я просто в положении. Я вовсе не инвалид и далеко не беспомощна. Доктор Уэбстер сказал, что я могу ездить верхом до последних месяцев беременности. Я так и собираюсь поступить!
— Нет. — Привязав Пекоса рядом с вороным, Джим повернулся к ней и взял ее за плечи. — Я не хочу, чтобы ты подвергала себя случайному риску. Когда ты одна, с тобой может случиться что угодно. Тут есть змеи, дикие коты, индейцы. Да, индейцы, — продолжал он, не дав ей вставить слова, когда она попыталась оспорить последнюю из перечисленных им опасностей. — Я знаю, что большинство племен перемещено в резервации на индейской территории, но до сих пор встречаются группы ко-манчей и шайенов, избежавших переселения. Временами они производят набеги, и я не хочу, чтобы ты оказалась на их пути. По существу, мне вообще не следовало разрешать тебе такие регулярные дальние поездки одной. Не важно, что ты вооружена, это все равно небезопасно. А при нынешнем положении вещей я в особенности не хочу никакого риска.
— Но я не собираюсь отказываться от жизни только потому, что у меня будет дитя! — возразила Брайони. В ней закипала злость. Она высвободилась из его рук и взглянула ему в лицо. — Я буду поступать так, как мне нравится! В конце концов я не совсем уж дурочка, Джим! И знаю, что хорошо для нашего ребенка и для меня и…
— К черту твою упрямую гордость! — От гнева лицо мужа потемнело, а голубые глаза сузились. — Я полагал, что укротил своенравную и упрямую девицу! А теперь вижу, что мне еще предстоит потрудиться!
— Укротил… — Рот Брайони от изумления приоткрылся.
Ярость кипела в ней так, как если бы кто-то зажег трут от удара по кремню. Так, значит, он полагал, что приручил ее, вот оно что! Она окинула его испепеляющим взглядом, гордым, так хорошо ему знакомым движением приподняв подбородок.
— Может, ты и женился на мне, Джим Логан, но ты не укротил меня. И меня тебе никогда не удастся укротить! — крикнула девушка.
Она попыталась уклониться от него, но он успел придержать ее за руку и привлечь к себе. В нем клокотала ярость. Брайони сделала усилие, чтобы высвободиться, но его руки сжимали запястье, как стальные обручи, и она не могла шевельнуться. Морщась от боли, она в отчаянии кусала губы. Заметив ее потемневшие от боли глаза, Джим разом отпустил ее, но тут же неожиданно заключил жену в объятия.
— Прости, Брайони, — бормотал он, прижав ее к себе так, что она чуть не задохнулась. — Я не хотел сделать тебе больно. Просто я до чертиков волнуюсь за тебя и за ребенка, это буквально сводит меня с ума.
Вся ее злость куда-то пропала. Она услышала боль в его голосе и ощутила в сердце вновь просыпающуюся любовь к нему. Девушка прильнула к мужу, наслаждаясь осязанием мускулистых рук любимого.
— Я знаю, Джим, знаю. Я понимаю, какое значение имеет для тебя наш ребенок. — Голос жены звучал нежно и успокаивающе. Она обняла Джима за шею. Широко распахнутые зеленые глаза, испытующе оглядывавшие его лицо, были серьезны. — Дорогой, разве ты не знаешь, что я никогда не сделаю ничего такого, что может навредить нашему малышу? — шепнула она. — Я хочу этого ребенка ничуть не меньше, чем ты! Я жду не дождусь весны! — При этом голос ее дрогнул. — Но, Джим, свобода мне нужна, как воздух!
Эти слова она выделила особенно, рассчитывая, что он уразумеет, как это действительно важно для нее. И она продолжала с решимостью, шедшей от самого сердца:
— Я приехала сюда, на Запад, потому, что хотела распрощаться с удушливой жизнью затворницы. Я оставила пансион и водоворот светской жизни Сент-Луиса потому, что хотела насладиться широкими просторами, свободой и красотой пограничной территории. Ты ведь в состоянии это понять, не правда ли, Джим? Ведь и тебе нужно то же самое. — Она еще крепче прижалась к нему. — И я доказала самой себе, что могу адаптироваться в этой среде. Ты знаешь, что это так. Я научилась управлять скотоводческим ранчо отца в Аризоне и проделала там немалую работу. Те работники ранчо, которые насмехались надо мной, когда я впервые приехала туда, стали относиться ко мне с уважением. Я руководила хозяйством так, что они только диву давались. Я укротила Шедоу и научилась быстро и метко стрелять. И когда Мэт Ричарде попытался запугать меня и заставить убраться оттуда, я осталась. Несмотря на все его попытки прикончить меня и на твои уговоры поскорее уехать, я все-таки осталась. Помнишь это?
— Разве я могу забыть? — ухмыляясь, протянул он. — Ты была самой упрямой злючкой, которую я когда-нибудь встречал.
— Да, — согласилась она, и ответная улыбка появилась на ее губах. — Я была такой, я и теперь такая. Потому что меня нельзя запихнуть на полку, как фарфоровую куклу, которая может разбиться. Я хочу освоить эти дикие просторные земли.
Ее руки скользнули на грудь мужа, а зеленые глаза глядели на него, мерцая, как огоньки.
— Пожалуйста, не отказывай мне в том, чего жаждет моя душа, — умоляюще добавила она. — Мне необходимо ознакомиться с этой территорией Техаса, чтобы я чувствовала себя здесь, как дома. Мне нужно дышать свободой.