Моя единственная (Том 2)

Басби Ширли

– Я действительно не люблю американцев...

– Не любишь? Я не ослышался? Разве ты только что не встал на сторону этого наглого упрямца Хью Ланкастера? Между прочим, прошло всего несколько дней с тех пор, как ты был буквально взбешен его решением о чересчур щедрой помощи семье Этьена из средств компании. Тогда, как мне помнится, ты не был так добр к нему, да и по Этьену так не убивался.

– Проклятие! Неужели человек не может изменить свое мнение? Я не успел ничего обдумать, когда Хью ошарашил нас своим предложением! К своему стыду, должен признать, что руководствовался тогда лишь эмоциями, а не разумом. Я увидел в словах Хью лишь желание

еще раз показать свою власть! Но затем я понял, что прав был он, а не я. Мы обязаны помочь семье Этьена. Более того, мне самому следовало выступить с таким предложением, коль скоро я оказался причастным к его смерти.

Хассон со стуком поставил кофейную чашку на стол.

– Позволь мне заметить, что ты становишься утомительным, топ... О, извини. Я не должен более называть тебя так, да?

– Не должен, - твердо произнес Франсуа, выпрямляясь.
– Я более не считаю себя твоим другом. Какой же я идиот! Я пошел на поводу у своего дурацкого характера, позволил гордыне и предрассудкам ослепить меня и совершал один дурацкий поступок за другим. А ты, как я теперь понимаю, специально разжигал во мне ненависть к американцам. Из-за тебя и из-за своей собственной глупости я впутался в нечто совершенно бесчестное и позорное! Я погубил себя. А все из-за того, что захотел доказать маме, дяде, тебе и друзьям - в общем, всем, что я уже взрослый мужчина, способный решить любую свою проблему. А доказал только то, - голос его дрогнул, - что я всего лишь избалованный мальчишка и беспросветный дурак!

– Бог мой! Не сцену ли прозрения блудного сына я наблюдаю?
– произнес, растягивая слова и злобно сверкая глазами, Ален.
– Не раскаявшийся ли грешник, готовый во имя спасения к самобичеванию, забрел ко мне? Под твоим модным костюмом скрывается власяница? Ты намерен посвятить остаток жизни трудам праведным? Бросишься в объятия этого америкашки, я полагаю, и начнешь восполнять ущерб, который ты нанес семейной фирме? Сапоги своему шурину ты тоже готов лизать?

– Нет, - устало ответил Франсуа. Оскорбления, прозвучавшие в словах хозяина дома, он, казалось, пропустил мимо ушей.
– Но мне горько от того, что произошло со мной. Я глубоко сожалею об этом и постараюсь сделать все, чтобы искупить свою вину и вновь обрести достоинство хотя бы в своих собственных глазах. Я был глупцом, но оставаться таковым не намерен!

– Я уже говорил, - демонстративно зевнул Ален, - что ты становишься чертовски утомительным. Когда ты метал громы и молнии, ненавидя америкашек, и пытался действовать вопреки ударам судьбы, ты мне нравился гораздо больше.

– Я и сейчас виню во всем прежде всего себя и сам хочу исправить свои ошибки, - сказал удрученный Франсуа, - О, ради Бога! Только не распускай слюни! Как только Хью отойдет в лучший мир, а я женюсь на твоей сестричке, ты, если хочешь, можешь отправиться в монастырь и отмаливать там грехи до самой смерти, но сейчас...
– Сузившиеся глаза Алена взглянули на собеседника с угрозой.
– Сейчас ты будешь делать то, что я тебе скажу!

– А если не буду?

– Если не будешь, то тогда уж действительно будешь жалеть об этом до конца жизни, - спокойно, но твердо предупредил Ален.
– Я устрою так, что твоя роль в расхищении имущества собственной компании станет общеизвестной. Пожалуй, задумчиво произнес он, - можно будет сделать достоянием гласности и твою причастность к убийству Этьена.

– А как насчет твоей причастности ко всему этому?
– угрюмо спросил Франсуа.
– Разоблачая меня, ты неизбежно

раскроешь и свою роль.

– Не думаю, что так уж это и неизбежно. Тебе лучше других известно, что я все время держался в тени, - безмятежно улыбнулся Хассон.
– Да, я опытной рукой направлял события в нужную сторону. Но идея принадлежит тебе, и предложил ее мне ты, а не наоборот. О моей причастности к этим делам знают очень немногие, и этих людей, добавлю, можно не брать в расчет. Естественно, ни один из тех, кто работает на меня, не станет выступать в твою защиту. Видя, каким растерянным и хмурым сделалось лицо собеседника, он улыбнулся еще шире.
– Ты, конечно, можешь оказаться таким дураком, что попытаешься свалить вину на меня. Что ж, попробуй. Но, не сомневаюсь, большинство наших знакомых расценит это как попытку испорченного, запутавшегося мальчишки избежать наказания за собственные прегрешения. Ты должен мне солидную сумму, и это станет лучшим доказательством, что именно ты пытался привлечь меня к преступному сговору. А уж я, поверь мне, постараюсь предстать в роли невинного агнца, которого ты пытаешься опорочить, чтобы не отдавать то, что принадлежит мне по праву. Уверен, это будет совсем нетрудно, - усмехнулся он.
– Хочешь, поспорим, что мне все удастся?

Франсуа удрученно покачал головой. Ален был абсолютно прав. Более того, если бы даже он мог каким-то чудесным образом доказать всем, что именно Хассон сыграл зловещую роль в его судьбе, это бы ничего не изменило. Сам факт воровства лег бы страшным позором на семью Дюпре и всех родственников. Мама, конечно, стала бы винить в гибели сына себя. Дядя начал бы презирать его, сестра тоже. А Хью... Молодой человек даже вздрогнул, представив взгляд, которым одарит его шурин, если все узнает. Каким же идиотом он был! Упрямым, самоуверенным идиотом!

– Нет, - стараясь держаться достойно, ответил он-- Спорить я с тобой не буду. Теперь-то я понимаю, что ни один умный человек не станет играть с тобой на деньги.

– Печально, что ты не понял эту истину раньше!
– взорвался Ален. Он взбесился и уже не выбирал выражений.
– Шляпа ты шляпа! Тебя было так легко одурачить, что я покатывался со смеху, наблюдая, как ты сам все глубже и глубже запутываешься в долгах.

– И что ты хочешь от меня теперь?
– сухо спросил молодой человек, игнорируя новое оскорбление.

Спокойствие явно не желающего далее действовать с ним заодно Франсуа еще больше разозлило Хассона. Он молчал, стараясь взять себя в руки. Идиот! А чем же, думал он, все это может кончиться? Как смеет этот молокосос говорить теперь о совести! Ален, ощутив прилив мрачной веселости, чуть не рассмеялся вслух. Совесть! Он давно не обращал внимания на подобную ерунду, если она мешала получить то, что хочется. Он надеялся, что и Франсуа той же породы. Потому-то и ощутил себя обманутым, когда молодой человек заговорил вдруг о раскаянии. Что ж, когда Хью умрет, а Микаэла станет мадам Хассон, надо будет разобраться и с ее братцем.

– Ты не ответил на мой вопрос, Ален, - напомнил, вставая, Франсуа.

– О, извини, mon ami, - усмехнулся Ален, заставляя себя отвлечься от сладостных размышлений о будущем.
– Я все-таки считаю возможным обратиться к тебе. Я - твой друг, хоть ты и думаешь, что это не так. Наши дела не очень плохи. А от тебя требуется совсем пустяковая услуга. Я хочу всего лишь, чтобы ты взял меня с собой в "Уголок любви".

– Зачем?

– Просто потому, что я тебя об этом прошу!
– скрипнул зубами Ален.