Моя любимая роль
Шрифт:
Перед глазами мелькнула звёздная парочка «Крис плюс Эшли», гуляющая в обнимку по парку, Стефани прогнала это воспоминание — нечего нагнетать тоску с самого утра! И нечего себе врать, эти двое в каком угодно плотном графике нашли бы время, чтобы увидеться, трудоголизм Сэма тут ни при чём. И без грима блондин её в пятницу видел, она выглядела отлично, но этот гад смотрел только на Эшли.
«Певец, мать его, «Only you» решил осилить, ага.»
Она тихо фыркнула под нос, стала напевать ту самую «Only you» — ей-то голоса хватит, она восемь лет в хоре пела. Хор, музыкалка,
«Интересно, о чём родители думали, когда отправляли меня учиться рисовать? Всё остальное хоть как-то согласовывается с мечтой стать актрисой, а это не лезет ни в какие ворота. Неужели они просто искали способ от меня избавиться хоть на время? А что, может быть.»
Но Стеф была не в обиде — рисовать ей нравилось, как и петь-танцевать-на пианино играть. Вот только в таком насыщенном детстве почти не оставалось времени на друзей.
Быстро застелив постель, она схватила щётку и побежала к умывальнику, на ходу прочёсывая волосы пальцами — всё равно Бетти через полчаса расчешет по- своему. В зеркале отразилась мятая физиономия с кругами под глазами и отпечатавшаяся на плече фиолетовая пятерня, Стефани потёрла синяки пальцами
— больно. А ведь его ещё закрашивать.
«Может, удастся уговорить костюмеров на длинные рукава? Нужно попытаться.»
А пока она просто схватила из комнаты куртку и побежала в столовку, натягивая её на ходу. Жарко, но лучше так, чем Беттиными спонжиками по свежему синяку.
В столовой было сонно и вяло, квадратный тренер по бодибилдингу смешивал мрачному Крису очередной коктейль, всегда радостная с утра тётя Тили раздавала булочки и кофе, Стеф улыбнулась ей, принимая свою тарелку и села есть. Сэм прибежал радостный и активный, постучал по часам:
— Десять минут! Доедаем и на площадку!
«Интересно, а разговаривать не приказным тоном он умеет?»
Стеф молниеносно разделалась с завтраком, выпила стакан воды и пошла на поклон к костюмерам.
День был длинный и мутный, съёмки шли туго, как третий подход становой тяги, все устали и перенервничали, всё чаще срываясь на кого попало. Оператор в углу шепотом спорил с хореографом, требуя переделать танец, они бегали по паркету зала с рулеткой, путаясь в тригонометрии фокусных расстояний трёх камер. Осветитель сидел молча и держался за голову — что бы они не решили, ему работы только прибавится. Сэм что-то жевал, тыкая пальцами в многочисленные мониторы пульта.
Стефани скучала. Это была последняя сцена на сегодня, она должна была танцевать одна в пустом зале, всё было давно отрепетировано, все думали, что быстро с этим разделаются, но быстро не вышло. Она сначала сидела на полу, потом на стуле, потом поняла, что перестановка камер затягивается, а разогретые мышцы остывают и решила ещё раз размяться.
Никто не обращал на неё внимания, места хватало, так что Стеф натянула тёплые носки и стала методично разогреваться и тянуться, как перед занятием. Ступни, икры, бёдра, пояс, спина-живот, плечи, руки-шея, шаг туда-шаг сюда… в голове что- то заиграло, плавное, утончённое, она прикрыла глаза и стала двигаться под несуществующую музыку, это лучше, чем стоять столбом и слушать ругань оператора, нервы целее будут. Стало жарко, она сняла мешковатую кофту и бросила на стул, переведя бросок в следующее движение и опять закрыв глаза. Под ногами еле слышно скрипел паркет, внутри бился ритм сердца и музыки…
— Стефани! Подойди!
«Да черти же тебя дери, Сэм! Только успела забыть твой голос.»
Девушка попыталась скрыть раздражение и подошла к пульту. Все как-то странно на неё смотрели, большая часть разговоров стихла, режиссёр медленно откинулся на спинку кресла и потёр подбородок, окидывая задумчивым взглядом её ноги и живот, наконец пробормотал:
— Это что только что было?
— Разминка, — буркнула Стеф. — Нельзя танцевать, не размявшись, можно получить травму.
— Угум, — протянул мужчина, снял кепку, почесал под ней и опять надел, — Бет! Стилистка оторвалась от журнала и выглянула из-за чьей-то спины:
— А?
— Иди сюда. Сделай ей штаны пониже, — он указал пальцем на живот Стеф, потом на грудь, — а вот здесь повыше, ну, как сейчас модно. Иди, переодень её.
Лицо Бетти надо было снимать! Стеф попыталась запомнить это охреневшее выражение, смесь шока, брезгливости, уязвлённого самолюбия и недовольства от того, что она вынуждена подчиниться. За её спиной сцеживали хихиканье в кулак обе костюмерши, блестя глазами на ноги и талию Стеф, сейчас обтянутую белой водолазкой. Сглотнув яд, Бетти прошипела:
— Но она должна похорошеть только через три-пять серий, мы с Лили это обсуждали!
Сэм хмуро пожевал губами, в который раз обводя взглядом фигуру Стеф, буркнул ей:
— Покажи живот.
Она задрала водолазку, вопросительно посмотрела на режиссёра, тот крутанул кистью, она послушно повернулась спиной, глядя на него через плечо.
— Хм, да… я понял, — мужчина опустил взгляд, пощупал валик жира на собственном животе, вздохнул и крикнул, — Лили! Найдите мне её, разбудите, если надо!
Через полчаса Стефани танцевала в лосинах и спортивном топе, светясь от счастья — наконец-то!
«Сгиньте из моей памяти, уродливые огромные шмотки, горите в аду! Консилиум из сценаристки, Сэма и раздавленной мощью режиссёра Бет принял решение одевать меня красиво, отныне и навеки! Слава Сэмюэлю Де Гроуву, самому глазастому режиссёру в мире! Аминь!»
Хореограф улыбался и показывал ей большие пальцы, Сэм задумчиво смотрел в монитор, радостная Мари махала ей с заднего ряда кресел, сияя, наверное, ещё ярче её самой.
А в дверях стоял Крис, глядя на неё задумчивым, чуть виноватым взглядом — ну и что, что так надо по сценарию и его снимают, зато он наконец-то на неё смотрит. И видит скользящую по паркету с грацией ягуара Стеф, а не зажатую ботаничку Бренду… Музыка стихла, заставив девушку замереть в скульптурной позе на кончиках пальцев, она улыбалась, получая пульсирующее удовольствие от того, что может так замереть. Её сильное, гибкое тело сегодня было на высоте и все это видели, что до краёв наполняло девушку восторгом.