Моя Мия. На осколках первой любви
Шрифт:
– Успокойся, – сдаю назад.
– Ты меня достал, Громов. Я знать тебя не хочу. Никогда. Не желаю. Тебя. Видеть.
Закрывает глаза руками.
Разглядываю тонкие пальчики с бесцветным маникюром, серебряное колечко, волосы оттенка горького шоколада, покрасневшую от злости шею.
Что-то смущает, но анализировать пока не могу.
Сердце с грохотом ударяет о рёбра и пытается восстановить работу всех штатных систем.
– Я не понимаю, – тоже срываюсь, наклоняюсь и
– Типа да, – бормочет.
Сжимаю кулаки и бью в и без того осыпающийся слой штукатурки.
Она ведь на понт берёт? Так. Жилы мне выкручивает. Пытается добиться желаемого.
– Ты серьёзно?
– Да. Проваливай.
– Но… – теряюсь.
– Проваливай, – убирает руки и задирает подбородок. – Я тебе сказала, что вычеркнула тебя из жизни. Не хочу знать ни тебя, ни твою рыжую.
– Ладу не трогай. Она и так пострадавшая.
– Пострадавшая, – морщится. – Она ненормальная.
– Я не знаю, что произошло между вами в туалете, но Лада о тебе так не отзывается. Она сожалеет, что погорячилась в ответ на твои обвинения.
– Она лживая. И ты такой же. Вы оба друг друга стоите.
– Я тебе никогда не врал, – возражаю.
Так оно и есть.
– Уходи, Мир. Мои проблемы тебя больше не касаются.
– Хочешь, чтобы ушёл?
– Да, – мотает головой утвердительно.
– Окей, – поднимаю руки. – Я тебя услышал.
Вручаю ей сумку, всё это время болтающуюся на моём плече и развернувшись иду в сторону турникета. На выход.
В ушах степной ветер. Не помню, как добираюсь до машины и ещё полчаса сижу в полной тишине.
Настроение дерьмо, поэтому решаю поехать домой.
Припарковав машину у ворот, захожу внутрь и прислушиваюсь.
Мама с папой, скорее всего, ужинают где-то в городе. Переодеваюсь в своей комнате в шорты с майкой и гребу на кухню.
Там в полном одиночестве восседает Юлька.
– Привет. Ты уже пришла?
– Я в школе была, а не на сутках, – огрызается сестра.
– Что с настроением?
Сговорились они сегодня все, что ли?
– Учитель по черчению одолела. Сказала, никакого мне архитектурного, если я в элементарном разобраться не могу.
Скребёт ластиком по бумаге. Обхожу кухонный остров и уставляюсь в чертежи.
– Пойдём, горе моё, – приобнимаю её за плечи и поправляю волосы. – Помогу тебе разобраться.
Взгляд приковывает знакомая цепочка, а когда разворачиваю Юльку к себе, вижу крохотную бабочку, которую ни с чем не спутаю, потому как выбирал её лично.
– Откуда это у тебя? – спрашиваю севшим голосом.
– Это? – касается пальцами украшения. – Мийка вчера отдала. Сказала,
– Ясно, – потираю правую щёку, а затем левое плечо.
Хочется по-детски закусить внутреннюю сторону щеки и переждать, пока схлынет, но я вовремя беру себя в руки.
Правила в любой игре с Алиевой, может придумать только Алиева.
А если она впервые за девятнадцать с хвостиком лет не хочет играть?
Значит, площадка закрывается…
Блядь.
Ладонями пытаюсь как следует вдавить глазные яблоки, а затем зарываюсь пальцами в спутанных волосах.
Мысленно считаю до десяти.
Окей.
– Ладно, пойдём, – говорю Юльке. – Посмотрим, что там у тебя с черчением.
Глава 17. Мия и игра.
– Что с настроением? – спрашивает Лёва, когда мы выходим из парка развлечений.
– Всё супер, – пожимаю плечом и смягчаю резкий тон эффектной улыбкой, щурясь от ослепляющего солнца.
На улице превосходный зимний день. Довольно морозно, чтобы повязать шарф на шее, но не так уж сильно, дабы при этом позволить себе пренебречь головным убором. В общем, бабуля бы заценила.
– Огорчилась, что я с тобой на «Смертельную башню» не пошёл? – называет наш с Громовым когда-то любимый аттракцион.
– Нет, – закатываю глаза. – Но мог бы и составить компанию.
– Не вижу смысла в неоправданном риске, – невозмутимо выговаривает Демидов, застёгивая свою чёрную парку с меховым воротником.
– Может, тогда и бой отмените? – закусываю губу.
Тот факт, что фактически два человека будут бороться из-за меня, мне не льстит и не доставляет приятных эмоций.
Напротив.
Я волнуюсь.
Потому что победитель слишком очевиден.
Так думают и все остальные. Я видела в университетском чате голосовалку. Девяносто против десяти. По всей видимости, однокурсников Громова.
Мой парень, с которым вот уже неделю мы официально встречаемся, безмолвно хватает меня за руку и ведёт к машине.
– Лё-ва, ну?!
– Мы уже говорили на этот счёт, Ми.
– И не договорились.
– И не договоримся, – спокойно произносит, открывая дверь. – Понятие чести для меня не пустой звук.
– А как же я? – снова улыбаюсь.
– Ты тоже мне дорога и должна меня понять.
В расстроенных чувствах жду пока, он усядется рядом, а потом сканирую пуленепробиваемое выражение лица.
Чёрт.
Упёртый, такой же, как его отец, который, кажется, решил поставить на уши всю Москву и третий день не сходит с первых страниц новостных пабликов.