Моя навсегда
Шрифт:
Так что после Олиного рассказа Ромка просто не мог подвести ее под монастырь, пусть его и снедало жгучее желание увидеться.
Оставалось только ждать и надеяться, что завтра чертов дождь закончится, и они встретятся как прежде. И ему повезло — к вечеру уже распогодилось. И утром Ромка снова мчался на рынок, счастливый, что они наконец встретятся после бесконечно долгого дня разлуки.
Правда, тем же вечером Олин отец все-таки их увидел. Вышел за сигаретами и застал в трех дворах от дома.
Ромка заметил, как Оля мгновенно побледнела, словно в ней вдруг не
Ромка тоже молчал и тоже его разглядывал.
— Папа, это Рома Стрелецкий, — пролепетала Оля. — Он меня проводил до дома.
Наконец Олин отец посмотрел на дочь. Потом красноречиво — на табличку с номером на чужих воротах, возле которых они стояли.
— До дома? Ты забыла, где живешь?
— Я… мы… просто не дошли пока.
— Марш домой.
— Пап, — Оля в отчаянии посмотрела на Ромку, и он понял: она боялась за себя, но еще больше — за него.
— Марш, я сказал, — рявкнул он. — Или кто-то слов не понимает?
Она, едва не плача, поплелась домой, оглядываясь на каждом шагу.
Отец еще несколько секунд молчал, продолжая давить Ромку тяжелым взглядом, словно, желая запугать его без слов. Впрочем, для Ромки он все равно был всего лишь угрюмым, недобрым мужиком. И не будь он отцом Оли, Ромка бы попросту развернулся и ушел. А так — тоже стоял и изучал его немигающим взглядом, словно интуитивно чувствовал, что ему надо выдержать этот молчаливый зрительный поединок.
Отец сдался первым.
— Значит, так. Если ты с моей дочерью… если что-то ей сделаешь… если опозоришь ее, — он произносил фразы урывками, будто с трудом подбирал нужные слова, но все равно выходило зловеще. — Даже твоя мать тебе не поможет. Ясно?
Ромка промолчал, продолжая смотреть на него исподлобья. Пусть не думает, что он дрогнул, что боится его. И хотя он искренне считал, что скорее умрет, чем обидит или, уж тем более, опозорит Олю, но убеждать в этом ее отца он не собирался.
— Ну ты понял, — сурово кивнул отец и, тяжело ступая, двинулся к табачному киоску.
9
В предпоследний день лета Оля пригласила Ромку на свой день рождения.
— Папа разрешил, чтобы ты пришел, представляешь! — ликовала она. — Ну, в смысле он не против тебя! Нет, ты не понимаешь, как много это значит! Он же как говорил всегда? Что пока не выучусь, пока на ноги не встану, работать не начну — нельзя даже думать ни о чем таком. Ну и потом тоже в идеале — это сразу замуж с его позволения и за того, кого он сам одобрит. И чтобы жених у него просил моей руки, как в старину. Папа считает, что только так прилично. А после Ани так вообще постоянно вдалбливал, мол, не дай бог я буду с мальчиками встречаться. Сразу, типа, мне конец.
Оля красноречиво полоснула себя по шее ребром ладони.
— Ну или проклянет и выгонит. И тут вдруг — разрешил тебя позвать. Это мама предложила, конечно. Я бы не посмела. А она: типа, вот, Рома спас, если б не Рома… ну и все такое. И папа вдруг: ну ладно, пусть придет. Представляешь? А ведь он после того раза, ну, как встретил нас, сказал мне, что такие, как ты, на таких, как я, не женятся. Типа я не твоего поля ягода. Поэтому нечего нам, ну, нельзя мне с тобой. А я ему говорю: ты Ромку совсем не знаешь! Он не такой! Он…
От эмоций Оля говорила торопливо, сбивчиво, потом вдруг осеклась, стремительно краснея.
— Ну, не в смысле, что мы… я о таком не думаю… ну, про жениться… это папа все… ну…
Она совсем запуталась в словах. Посмотрела на него сконфуженно. А он лишь разулыбался.
— Да ладно. Намек понял. Закончим школу, и я приду к твоему отцу и как в старину попрошу твоей руки.
Ромка, конечно, шутил, так далеко он просто не загадывал. Но если бы вдруг задумался о будущем, то только с ней и хотел бы связать свою жизнь. Как иначе? И если когда-нибудь для этого придется потакать причудам ее отца — не велика беда. Придет, попросит, не переломится.
— Ты что! Я ни на что не намекала! Ой, не могу, — она прижала ладони к пылающим щекам. — Ты смеешься надо мной! Но ты же придешь? Ром, ты обязательно приходи!
Конечно, Ромка пришел, хотя и понимал, что вряд ли там будет празднично или даже просто комфортно. Наверняка Олин отец хотел к нему присмотреться получше, прощупать. Да и пусть.
Явился он с букетом и огромным плюшевым медведем. На него Оля засматривалась, когда они гуляли по универсаму, а Ромка заметил. Правда, на этого медведя, к сожалению, пришлось просить у матери, стоил он прилично. Мать, конечно, была недовольна, но отказывать не стала. Денег она никогда не жалела, просто ей казалось, что Ромка зря тратит бесценное время на «неподходящую девочку».
Ромка тогда еще искренне верил, что если она узнает Олю получше, то обязательно изменит мнение. Олю ведь невозможно не любить. Она совсем как ребенок. Не в том плане, что беспомощная какая-нибудь или капризная, нет. Она просто наивная, бесхитростная и искренняя.
Вот и его подарку обрадовалась, как маленькая.
— О! Мишка! Я же о нем мечтала! Ром, как ты догадался?
Она обняла медведя, который был ее почти по плечо, и, смеясь, покружилась с ним, словно в вальсе. Потом усадила на кровать в своей комнате рядом с кучей других игрушек.
Кроме Ромки Олю пришли поздравить еще две подружки из ее класса — Ксюша Чехова и Юля Комович. Обе старались понравиться Стрелецкому, улыбались кокетливо, говорили всякие глупости и чуть что хихикали. Ромка их из вежливости терпел.
Олина мать накрыла им стол на веранде. Расставила разномастные тарелки. В двух огромных пластиковых чашках выставила оливье и винегрет. Еще в одной кучей свалила порезанный огромными неровными кусками хлеб. На подносе горой возвышалась отварная картошка, присыпанная зеленью, в окружении жареных куриных окорочков. Тут же стояли две полуторалитровые бутылки с лимонадом «Буратино» и блюдце с конфетами.