Моя нежная фея
Шрифт:
Лестница поднята. Значит, она там. Благополучно добралась до своего убежища. Он пригляделся и заметил свет в одном из окон. Окна размещались по трем стенам дома, достаточно большие, чтобы в них мог пролезть взрослый человек. Ну-ка проверим, сохранились еще хоть какие-то из мальчишеских навыков. Попробуем влезть на дерево.
Он стянул тесный фрак, отбросил в сторону. Потом осмотрел дерево. Ветви начинались высоко над головой. Если как следует разбежаться и подпрыгнуть, может быть, удастся достать. Он отошел назад, потом разбежался и прыгнул. Пальцы лишь чуть-чуть не достали до ветки. Он предпринял еще одну попытку. На этот раз ногти согнутых пальцев лишь
Он тщательно рассчитал расстояние и перепрыгнул на ветку повыше, на полпути к окну. Ухватился за нее и перекинул ноги в окно. Мэриан, кажется, любит эффектные появления? Это должно ей понравиться.
Он тяжело приземлился. Присел на корточки. Она подняла голову. Застыла. Через некоторое время он выпрямился, огляделся. О, да это совсем не похоже на детский игрушечный домик. Скорее дворец в восточном стиле, площадью в двенадцать футов. Стены побелены, пол покрыт толстым персидским ковром в ярких, сочных тонах. На стене, примыкающей к стволу дерева, книжные полки и шкафчики для провизии, вдоль противоположной стены идет длинная скамья с мягкой обивкой. На ней небрежно разбросаны расшитые подушки. Несколько подушек упало на пол.
Он перевел взгляд на Мэриан. В своем переливающемся сари, с мерцающими волосами, она выглядела так же экзотично, как и окружающая ее обстановка. Прекрасная дикарка… «летящий шаг, …блестящий дикий взор»…
Он заговорил спокойным тоном, словно попросту зашел с визитом:
– Ты рассердилась на моего отца за то, что он сказал? Я тебя не виню. А мне ты поверишь, если я поклянусь, что я не охотник за приданым и совсем не гонюсь за твоим наследством?
Нарочито не обращая на него внимания, она зажгла смесь в жаровне. Поднялось облако терпкого, сладковато пахнущего дыма. Фимиам… Доминику показалось, что его перенесли куда-то далеко-далеко от Англии… или в сказочный сон.
Он подошел к книжной полке. Наугад взял книгу. Рукописный дневник садовода, написанный кем-то из предков Мэриан.
– Неудивительно, что ты никого сюда не допускаешь. Любой мог бы убедиться, что ты знаешь и понимаешь гораздо больше, чем все думают.
Она подошла к окну, через которое он проник в дом, и закрыла его. Потом задернула тяжелые шторы на всех окнах. В комнате воцарилась интимная атмосфера.
Показалось, будто внешнего мира вообще не существует. Несмотря на небрежный вид, с которым она это проделывала, Доминик не удивился, когда она внезапно рванулась на середину комнаты и резким рывком приподняла небольшой коврик. Под ним оказалась крышка люка, а на ней веревочная лестница, аккуратно сложенная между двумя деревянными перилами, тянувшимися от люка к стене.
Он перехватил ее руку, прежде чем она успела открыть засов. Опустился на колени по другую сторону люка. Заговорил настойчиво:
– Меня ты можешь не бояться, Мэриан. Мой отец и твой дядя действительно задумали нас поженить, но я никогда ничего не сделаю против твоего желания.
Взгляд ее глаз был загадочным, но не сердитым. Слава Богу, подумал Доминик.
– Надеюсь, ты уже успела меня немного узнать. Я не такой, как отец.
Он чувствовал
Черт побери, теперь уже он сам не может отделить себя от брата! Ну и пусть бы она подумала плохо о Кайле. Так нет, он, видите ли, не может вынести, что она станет плохо думать о нем, Доминике… обманщике! Видимо, пришло время объяснить, кто он такой.
Однако очень трудно ясно мыслить, когда она настолько близко. Не сводит своих огромных глаз с его лица. Рука его словно сама по себе двинулась вверх, по ее обнаженной руке, к плечу. Он ощущал ее гладкую шелковистую кожу, в которой пульсировала жизнь.
– Мэриан, – прошептал он.
Губы ее раскрылись. Она наклонилась, поймала его губы. Он притянул ее к себе в пьянящем поцелуе, – возбужденный до последней степени ее близостью, ее ароматом, вкусом ее рта, с такой готовностью раскрывшегося ему навстречу. Вот для чего он ее искал, вот зачем пришел сюда. Он изголодался по ней, он жаждал ее.
Под тонким шелком он ощущал изгибы ее тела, не защищенные корсетом. Рука скользнула под сари, нащупала хрупкие гибкие позвонки. Она вся как бабочка, одновременно и хрупкая, и сильная.
Восставшая плоть рвалась из туго облегающих панталон. Это напомнило ему о том, что он в ответе не только за себя самого, но и за нее тоже. Он отпустил ее, чуть отодвинулся назад. Заговорил срывающимся голосом:
– Этого нельзя делать, Мэриан. Я заявляю, что никогда не причиню тебе вреда, и тут же совершаю такое, что может иметь последствия, выходящие далеко за пределы удовольствий одной ночи.
Он встал, подал ей руку. Она легко поднялась на ноги, не пытаясь скрыть охватившего ее желания. Чувственное влечение, зародившееся с самого начала, словно пульсировало между ними, не отпуская, мощное, непреодолимое. Доминику казалось, будто его разрывают на части. Рациональной, трезвой частью своего существа он сознавал, что это безумие, в то время как кровью, сердцем, мышцами, кожей, всей своей плотью ощущал, что в этой любви и нежности не может быть ничего плохого.
Ароматный дым наполнил помещение, туманя мозг. Что, черт возьми, такое в этом фимиаме? Нет, надо уходить, пока не поздно! Он наклонился к крышке люка, отодвинул засов, потянул за ручку. Крышка не поднималась. Он потянул еще раз. Никакого результата.
Он заметил замочную скважину. Мэриан, вероятно, закрыла люк и на засов, и на ключ, желая надежнее защитить свое уединение. А может быть, она догадалась, что он появится, и решила закрыть ему путь к отступлению? Затуманенный мозг не мог ответить на этот вопрос.
Он поднялся на ноги. Можно ведь уйти тем же путем, что и пришел, – через окно, хотя это рискованно, можно сломать себе шею… У окна стояла Мэриан, преграждая ему путь. Не сводя с него глаз, она медленно расстегнула золотую брошь, скреплявшую сари на плече. Отбросила брошь, взялась за свободный конец сари. Словно загипнотизированный, он стоял неподвижно, глядя, как разматывается шелковая ткань. В мертвой тишине слышалось лишь позвякивание ее сережек и его хриплое дыхание. С каждой секундой все явственнее проглядывало тело. Богиня, выточенная из слоновой кости, более прекрасная, чем может вообразить простой смертный.