Моя простая курортная жизнь 5
Шрифт:
— Только попробуй к ней приблизиться!..
— Хотя, чего это я, у тебя даже не получится…
— Поди, сам уже нафантазировал себе не пойми чего!
Это напоминало переписку с Владой, когда ее переполняли эмоции, и она сама себе же отвечала на свои же вопросы. Как тяжело-то, когда общаться больше не с кем — нет у бедняги никого ближе меня. Ладно, так и быть — порадую. Поймав в кадр один мокрый царственный зад, я снял его как основную часть композиции и поделился с главным
— Так достаточно близко?– уточнил я в голосовом. — Или еще ближе сделать?
— Да ты, смотрю, вообще смертник, — процедили в ответ.
— Пойду узнаю,– подбавил я, — может, ей чего нужно…
В ответ пришла разорвавшаяся бомба. И что это? Твой подгоревший зад?
Я его троллил, а он по-детски велся — и это было весело. Потому что глубину своих идиотских поступков этот клоун сейчас мог прочувствовать только в общении со мной. А от меня-то чего ждет? Отрезвляющую пощечину? По-другому он, видимо, не понимает.
Хлоп!.. В памяти сама собой прозвенела пощечина, невольным свидетелем которой я однажды стал — такая громкая и смачная, что эхом разлетелась на весь пустой школьный бассейн. Только эти двое стояли в уголке. После чего Катерина шагнула, собираясь уйти. Шлеп!.. Звонко шлепнул Мишель ладонью по кафельной стене недалеко от ее головы и вытянул руку, как шлагбаум. Она резко откинула его конечность, шагнула. Шлеп!.. Он опять преградил ей путь. Я уж даже подумал, не помочь ли ей.
Хлоп!.. Но она и сама прекрасно справлялась — еще более смачная пощечина разнеслась на весь бассейн. К тому же в тот период зараза меня усердно игнорировала, а вот Мишель, наоборот, не менее усердно косплеил старшего брата, так что еще вопрос, кому я должен помогать. А вообще, «хлоп-шлеп» — обалденный диалог, конечно — эти двое всегда умели договориться. Кто знает, сколько бы они еще так мило беседовали, но тут неожиданно развернулись и увидели меня. Упс. Но он был сам виноват, что я в тот день пришел.
Ее величество, не сказав ни слова, прошествовало мимо и удалилось, а мой типа друг направился ко мне.
— А ты чего здесь забыл?
— Мы ж после твоей тренировки собирались по магазинам проехаться, — напомнил я.
— А, точно… Забыл со всем этим, — ладонь, еще с отпечатками кафельной стены, махнула куда-то в сторону наполненного бассейна.
Или со всем этим? Мой взгляд машинально скользнул в другую сторону, где недавно шлепали по стене.
— Думал, — зачем-то ляпнул я вслух, — у нее парень есть.
— Слишком много думаешь, — хмыкнул Мишель. — А знаешь, что бывает с теми, кто много думает?
— И что?
— Они оказываются там, — сказал он, шагая ко мне.
— Где? — не понял я.
— На дне, — пояснил собеседник и резко столкнул ничего не
— Да я плавать не умею! — отчаянно колотя руками по поверхности, возмутился я.
— Ты плавать не умеешь? — удивился козел. — В детстве ж вроде барахтался…
— Не умею, — моя макушка в этот момент скрылась под водой и снова вынырнула.
— Ладно, давай, — он присел и протянул руку с бортика. — Топить тебя сегодня я не собирался.
Добрый-то какой. Я схватил так неосмотрительно предложенную конечность, с силой дернул — и мой визави тоже полетел в воду, сделав при этом такой кульбит, что один кроссовок аж отделился от тела и пошел на дно. А затем и его хозяин приземлился рядом, подняв кучу брызг.
— Сам поберегись, а то вдруг на дне окажешься, — усмехнулся я, подплывая к бортику.
— Смотрю, верить-то никому нельзя, — полетели мне брызги в спину. — Ни ей, ни тебе…
А потом, когда вылезли, мы еще некоторое время сидели на бортике и медитировали на его кроссовок в глубине.
— Дам тебе ценный совет, пока ты еще на берегу — задумчиво изрек Мишель, выливая воду из оставшегося кроссовка. — Не влюбляйся. Это — просто болото. Жить потом нормально не сможешь…
Даже рассердиться на него как-то не получилось. Промокший, взъерошенный, с покрасневшей щекой, он сидел рядом, как несчастный мокрый щенок, и скулил на жизнь, потирая дурацкое тату «одинокое сердце» на руке. Мне даже стало по-своему его жалко.
— Вообще, у меня есть лекарство от твоей проблемы, — сказал я.
— Да ну, — хмыкнул он.
— Ну да, — кивнул я и прописал ему целительный тычок — обратно в бассейн.
В конце концов, он же любит плавать — вон даже меня приобщил.
Куча брызг взмыла в воздух, приветствуя упавшее в воду тело.
— Любовь как наркотик, — глубокомысленно изрекло оно оттуда, даже не пытаясь выплыть. — Вроде и травишься, а наглотаться ею не можешь. Хочется еще и еще, и еще, и еще… пока не пойдешь ко дну, — и нырнул с головой.
А затем снова вынырнул на поверхность.
— Главное, чтобы и она тоже хлебнула по полной…
Наверное, мы могли бы даже подружиться. Если бы не эта его зависимость.
Но он все равно мудак.
— В этой воде долго лежать нельзя, — возвращая в реальность, громко объявила зараза.
И мой взгляд словно вернулся из далекого школьного бассейна к изумрудной поверхности озера, откуда одна отмеченная шрамом задница начала выгонять все остальные — заносчивая, целеустремленная, но явно еще не хлебнувшая по полной. Как-то непохоже, что ей достаточно: она будто так и напрашивалась на хороший шлепок. А вообще, с текущего состояния Катерины можно было списывать социальный плакат: «Вот что бывает, если не потрахаться после выпускного» — пар, казалось, аж из ушей шел. Ну так изложила бы проблему, и кто-нибудь бы ей по-дружески помог — все-таки не один Мишель мог с этим справиться. Однако она вовсю отыгрывала королеву-девственницу, которая будто совсем не знает, зачем нужны парни, кроме того, чтобы их гонять по экотропам.