Моя строптивая леди
Шрифт:
— Остается проделать это на ходу, прямо в карете… — предположила девушка, размышляя вслух. — На первой же остановке, пока будут менять лошадей, мы достанем нужный багаж — в этом ведь нет ничего особенного. По дороге мы все переоденемся за задернутыми занавесками и не станем их поднимать даже на станции. Хоскинз разговорится с конюхами о том, что его хозяева, офицер с женой, так спешат к своей родне, что не имеют времени на отдых и вынуждены дремать на ходу. Как выедем, откроем окна — и дело сделано!
— Превосходно! — воскликнул Син со смехом. — Шалунья со своим юным любовником и подозрительная кормилица с ребенком просто исчезнут с лица
Что может быть глупее, подумала Честити, чем просиять от гордости в ответ на столь несообразное предложение? К тому же в ее плане тоже был изрядный огрех: ей предстояло переодеться на глазах у Сина, в тесноте кареты. Впрочем, почему бы не надеть костюм грума прямо на свою одежду? Это будет даже кстати, потому что придаст ей массивности.
Теперь, когда план был утвержден, взгляд девушки снова потянулся к «Газетт», которая мирно покоилась на сиденье рядом. Можно было подвинуться и сесть на нее, но за разговором Син как будто забыл о газете, а ерзанье могло снова привлечь к ней его внимание.
В Нортоне, на очередной станции, план был воплощен в жизнь. Син сам объяснил все Хоскинзу, но Честити в качестве грума пришлось управляться с багажом на пару с кучером, и тот воспользовался этим, чтобы высказаться:
— Уж не знаю, парень, что ты затеял, но если по твоей вине хозяину придется туго, я сверну твою тощую шею!
— Почему мою? — запротестовала девушка. — Командует-то он!
— Потому что, если б не твои козни, мастер Син сейчас мирно отдыхал бы в Эбби.
— Лорд Син не ребенок и в няньках не нуждается! — вспылила она.
— Не нуждался — пока прошлым летом чуть не откинул копыта! Страшно подумать, что с вами сделают Маллорены, если лихорадка вернется. А маркиз, вот чтоб мне пропасть, уже переворачивает небо и землю в поисках брата.
За резкостями они успели достать из багажного ящика саквояж Сина, сверток с другим платьем и узел с одеждой Гарри. Когда все это перекочевало в карету, Хоскинз напоследок пронзил девушку злобным взглядом и отправился на конюшню заводить себе приятелей. Сама она вернулась на свое место и углубилась в размышления об услышанном. Лишь когда карета двинулась дальше, она сообразила, что так и не избавилась от газеты.
— Хоскинз уверен, что Родгар уже ищет вас.
— Возможно, он еще не знает, что птичка вырвалась из клетки, — сказал Син со странным выражением лица.
— Неужели семья для вас — клетка?
— Родственные узы порой держат крепче самых тяжких оков.
Честити поняла, что ступила на тонкий лед, но не могла остановиться:
— Не сдаться ли нам на милость маркиза? Он влиятелен, как и отец.
— Сперва нужно знать, чью сторону он принял.
Девушка не сразу нашлась что ответить. Родгар и Уолгрейв в одной упряжке… Это означало бы для них конец всех надежд.
— Давайте придерживаться нашего плана, — вступила в разговор Верити. — Чес, закрой окна, задвинь занавески и забери у меня Уильяма.
Честити так и сделала, и в сумеречном интерьере кареты Син освободился от тисков злополучной шнуровки. Вспомнив утро, девушка подавила улыбку (она знала, что будет лелеять те минуты в своей памяти). Уильям проснулся, и его пришлось занимать. Честити подсунула ему газету в надежде, что он изомнет ее и обслюнявит до полной
— Смотрите, чтобы ножны не соскользнули, — бросил Син через плечо.
К тому, что ребенок упоенно жует ленты, он отнесся спокойно. Честити была очарована таким равнодушием к вещам. Из этого человека, подумалось ей, выйдет потрясающий отец…
Син тем временем избавился по очереди от сака, сорочки и чулок с подвязками, причем все это сопровождалось хихиканьем Верити. Что касается Честити, она лишь теперь поняла, чем еще опасен предложенный ею план: что ей предстоит быть зрителем на весьма волнующем спектакле. В какой-то момент она поймала себя на том, что пожирает взглядом его торс и даже ноги. Она поспешила отвернуться, но тщетно: натягивая белые бриджи, Син махал ногами, а она не могла отвлечься даже на пейзаж за окном, поскольку оно было наглухо зашторено.
Уильяма пришлось передать матери. Честити тоже сочла нужным отодвинуться, невзначай приземлилась на газету, но даже не заметила — она любовалась тем, как напрягаются мышцы на голой мужской ноге, сплошь покрытой ровной золотистой порослью. При этом у нее совершенно пересохло во рту.
Наклонившись, Син попал локтем в бок Верити. Та охнула.
— Прошу прощения, но ничего не поделаешь. Здесь слишком мало места, а у меня застряла пятка. Чарлз, помогите, а я уж лучше сяду.
Честити судорожно сглотнула, но подчинилась, для чего пришлось взяться сначала за обтянутую белой тканью лодыжку, а потом и вовсе за голую ступню. До сих пор она не думала о мужских ступнях и вот держала в руках прекрасный образчик таковой. Девушкой овладело абсурдное желание поцеловать ногу в подъеме, и она постаралась как можно скорее покончить со своей задачей.
— Спасибо, — донесся сверху невозмутимый голос, и одеяние поползло по ногам вверх. — Как ловко это у вас получилось, мой юный друг! Не поможете ли мне и с гетрами?
Перед Честити заколыхалась пара белых офицерских чулок длиной до колена. Спрятав покрасневшее лицо, она натянула их по очереди: сначала на пальцы, потом до лодыжек и, наконец, на крепкие икры.
— Я не стану наклоняться, чтобы никого не задеть, а вы взгляните, нет ли морщинок. Если есть, разгладьте их.
Короткий взгляд вверх убедил Честити, что Син полностью поглощен пуговицами рубашки, и тогда она отбросила всякую осторожность, думая: когда еще доведется вот так прикасаться к нему? Она провела ладонями вверх по икрам, медленно и скрупулезно разглаживая малейшую морщинку. Сердце уже не просто частило, а колотилось как безумное. Перед глазами все плыло, по телу разливался жар. Казалось, между ног прижимается что-то горячее.
Встряхнувшись, девушка поняла, что так и есть: пока она занималась левой ногой Сина, правая соскользнула и оставалась теперь в развилке ее ног. В месте соприкосновения пульсировало столь сладостное ощущение, что хотелось раздвинуть ноги и качнуться вперед.
Вместо этого Честити отодвинулась.
— Готово!
— Благодарю, — сказал Син, поднимая ногу, чтобы закрепить под коленом штрипку. — Настанет день, мой юный друг, когда я окажу вам такую же услугу. — Он поднялся, заправляя рубашку. — Ах, что за несказанное облегчение! Чувство такое, словно вместе с мужской одеждой я заново надел и ноги. По крайней мере теперь их видно.