Моя судьба
Шрифт:
Мои дети
Ко Кануй
и не только
Мое сознание часто изменяет мне и будто плавает в тумане. Порой я не до конца понимаю, что вокруг происходит. Живот продолжает болеть, тянут швы. Но я помню: главное мною сделано! Я подала все сигналы, какие могла! Мне что-то капают в вену, видимо, успокаивающее, и я на какое-то время теряю ощущение этой дурацкой объективной реальности, будь она неладна. Лекарства помогают спать. Когда я задремываю, передо мной возникают лица самых родных моих людей. Обидно открывать глаза и понимать, что пока это только сон. Но я знаю себя! Энергия первых часов борьбы не исчерпана! Просто мне надо прийти в себя, и силы непременно вернутся! Мой ребенок. Вот о ком я должна сейчас думать. Моя задача — сделать все, что возможно и даже невозможно для него, для себя и для… Впрочем, для него и для себя — этого достаточно!
Рядом
Время устроено очень странно. Его то совершенно не хватает, то, наоборот, оказывается слишком много, и нет никаких сил дождаться, когда оно наконец пройдет. Тут нет ничего оригинального или необычного, но в моих обстоятельствах не так уж важно быть оригинальной.
Я была уверена, что у меня будет сын! Я обожаю свою дочь Дашу, но от любимого человека я мечтала произвести на свет мальчика, который вырастет и станет настоящим мужчиной. Настоящим, то есть не таким, каких много, а таким, каких почти нет. В этом мире есть немало настоящих женщин, хороших и плохих, добрых и не очень, но, по крайней мере, личностей. А среди сильного пола, похоже, личностей почти нет. Не добавляю слово «сейчас», потому что не уверена, водились ли хоть когда-нибудь в изобилии настоящие мужчины…
Я провела здесь чуть меньше двух месяцев. Перед родами должна была прибыть «группа поддержки» — мама с Дашей и, разумеется, с Ромой. Куда же деться от Ромы! А потом я ждала Леню. Для Лени это должно было стать сюрпризом. Я надеялась, самым замечательным сюрпризом в его жизни. Главное было обеспечить его приезд точно в срок. Пока же считалось, что я в длительной командировке. Но судьба распорядилась иначе…
Я сразу сказала на фирме о предстоящем декретном отпуске и пообещала, что практически все четыре месяца, которые планирую уделить своему ребенку и себе самой, все равно буду на связи и не прекращу работу на своем направлении. Понятное дело, что коллегам ничего не оставалось, как принять это как данность.
Встал вопрос о том, где мне рожать. В Москве и вообще в России рожать второго ребенка я не была готова. С Дашей в свое время все получилось удачно, но отнюдь не «благодаря», а «вопреки». К тому же тогда я была моложе, и мое природное здоровье перебороло дикую родовспомогательную систему. Но повторять этот опыт не хотелось. Разумеется, теперь появилась возможность рожать, как это по-идиотски называется, «на коммерческой основе». Но те мои знакомые, что прошли через коммерческие акушерские услуги, не были в особом восторге. Цена вопроса для меня никакого значения не имела — я была абсолютно свободна в выборе места на Земле, где моему ребенку предстояло появиться на свет. Но в какую страну ехать? Передовой в этом плане Израиль по понятным причинам не подходил. Германию я не очень любила. И вот я подыскала одно из самых спокойных на земле мест.
Про поселок вегетарианцев и натуропатов, где действует еще и прекрасный родильный дом, я узнала от одного из своих бизнес-знакомых, Аркадия Аркадьевича Шевчука. Честно говоря, настоящего бизнеса Аркадий Аркадьевич со мной никогда не вел. Как, думаю, не вел он бизнеса и ни с кем другим. Нас познакомил один банкир на какой-то дурацкой презентации еще в «старые компьютерные времена». Что там тогда презентовали, я, убей бог, не помню. Однако с тех пор мы с господином Шевчуком время от времени общались. Он немало развлекал меня своими весьма специфическими, но забавными манерами, а кроме того, некоторое время укреплял мой оптимистический взгляд на окружающую действительность. Очевидно, успокаивала я себя, в тяжелые времена никто не помрет в Москве от голода и холода, пока у «деловых людей» типа Аркадия Аркадьевича есть крыша над головой и кусок хлеба во рту. Правда, через некоторое время после нашего знакомства я узнала, что истинным источником его материального благополучия была дача в Переделкине. Огромный кирпичный особняк, стоящий на участке площадью семьдесят соток, построил еще дед-композитор, лауреат Сталинской премии. Дом этот у Аркадия Аркадьевича снимало какое-то иностранное представительство, и арендная плата вполне обеспечивала ему, мягко говоря, сносное существование. Но ему почему-то было неловко ощущать себя рантье, и он регулярно обращался ко мне и к другим знакомым с бизнес-предложениями. Они всегда оказывались в итоге бессмысленными и бессодержательными, и, что особенно любопытно, в их ценность он и сам не верил ни на грош. Аркадия Аркадьевича, как я уже давно поняла, устраивал только такой бизнес, который не требовал от него никаких усилий — чтобы ему лично ничего не делать, никуда не ходить и никого не принимать у себя. Единственное усилие, на которое господин Шевчук мог согласиться, — самостоятельно открыть дверь посыльному и забрать у него деньги в конвертике. Разумеется, приносить деньги
И после очередного визита к гинекологу, подтвердившему, что все в полном порядке и беременность развивается по плану, я позвонила господину Шевчуку и спросила, не хочет ли он заглянуть при случае ко мне в офис на чашечку кофе.
— Кофе я теперь не пью! — ответил мне в трубку вальяжный баритон. — Берегу здоровье! Годы, дорогая моя, годы! Необходимо помнить о них! Перешел, знаете ли, на японский чай. Я как раз рядом, и у меня есть с собой упаковочка — специально для вас. И именно о вас и о фирме вашей славной я сейчас думал. Ведь знаю, что ваша компания в чае — корифей, можно сказать. Так что если не побрезгуете отпить, то ваш секретарь сможет его заварить для нас. В соответствии с моими инструкциями, разумеется.
— Я вас жду, Аркадий Аркадьевич! — ответила я и попросила секретаршу Иру поставить чайник.
Господин Шевчук явился буквально через десять минут. Как всегда, одет он был чрезвычайно импозантно: в роскошный светло-кремовый костюм от Армани, на голове красовался колониальный английский шлем, головной убор, весьма нетипичный для окрестностей Курского вокзала, где находился мой офис. Освободив подбородок от кожаного ремешка, он снял шлем и церемонно поклонился.
— Приобрел тут, знаете ли, автомобиль. По случаю, можно сказать. У неких знакомых приобрел. Хорошая вроде бы колымажка, но без нормальной крыши. — Он махнул рукой в направлении окна.
Я выглянула на улицу и увидела небрежно припаркованный поперек тротуара «Порше»-кабриолет.
— Дешево купил, надо сказать, — задумчиво продолжил мой визитер. — Относительно, разумеется, дешево! — хихикнул он. — Но, знаете, под съемной крышей ездить вовсе не так приятно, как можно было бы ожидать! Тряпочка какая-то неуютная. Как ни крути, тот же брезент. Не то, не то! Ну а если ехать в открытом, так сказать, положении, так вообще ужас! Тут у нас не Монако, я извиняюсь, не Канн! Тут не бризом средиземноморским, а холодным отечественным воздухом дует! И дует, знаете ли… прямо в голову! То есть в рабочий, сами понимаете, орган дует! — Для большей убедительности он похлопал ладонью по шевелюре, чуть-чуть обрызганной благородным серебром ранней седины. — Там внутри — мозг! — он улыбнулся своему остроумию.
Затем Аркадий Аркадьевич пригладил слегка встревоженную прическу и костяшками пальцев той же руки гулко постучал по пробковому шлему.
— Вот шапочка меня и выручает. Из тропиков как сувенир привез, а оказалось к месту! — Он бережно протянул «шапочку» Ирине, чтобы та пристроила ее на вешалке.
Господин Шевчук проследовал в мой кабинет. Удобно развалившись в гостевом кресле, он вынул из кармана маленький зеленый пакет, испещренный иероглифами.
— Чай японский, зеленый — «кокейча», кажется, или, может, как ее… «гайманча». Не запоминаю я всего этого, уж простите. И так мозг всегда в авральном режиме работает! Упаковочка — двести граммов, извольте убедиться. Вес, слава тебе господи, они там, в Японии, на радость нам обычными цифирьками обозначают. Вы очень вовремя позвонили. Я как раз размышлял, кому бы бизнес с этим чаем предложить? Проношусь, так сказать, из одного конца нашей столицы в другой конец и размышляю. Я порой просто так раскатываю. Вам это, наверное, покажется странным, но на ходу, в движении, так сказать, мне думать как-то сподручнее. И хорошо, что вы мне позвонили. Судьба, может быть! Сама судьба! Ведь бизнес-то прекрасный может быть, красивый может быть бизнес! — Он распечатал чай и протянул мне понюхать. Зеленая масса пахла подгнивающими водорослями. Увидев мою реакцию, Аркадий Аркадьевич проворковал: — Не правда ли, пахнет омерзительно, тухлятиной морской пахнет, — он убедился, что я согласно кивнула. — Но, знаете ли, я вот притерпелся к вонище этой, и теперь мне прямо-таки хочется нюхать и нюхать! Так с сырами некоторыми тоже бывает!
— Не знаю, — я пожала плечами, — пусть Ира заварит. Может, не так мерзко получится…
— Да, да! Ирочка, голубушка! Вот здесь, на бочку, инструкция на английском языке — вы ведь знаете английский? — Он дождался, пока Ира кивнет. — Так вот, соблюдайте строго, Ира! Иначе улетучится ценный аромат, вызвавший сейчас столь сильное, как бы это сказать… да! аромат, вызвавший столь сильное омерзение у вашей начальницы, что ли… или, нет, как это правильно сказать… В общем, у вашего босса!
Ира пошла заваривать чай, а мы расположились друг против друга в креслах.