Моя свекровь Рахиль, отец и другие…
Шрифт:
Да, но вернемся, однако, на вечер к Елене Ржевской. До сих пор вспоминаю робость и стеснение, которые я испытала, впервые попав в этот дом, в эту семью, тогда еще не подозревая, что вскоре она станет мне близкой и родной.
Старший брат Борис был у неё в тот вечер со своей женой Зоей Богуславской. Блондинка в его вкусе, она вся какая-то лучезарная, оживленно-активная, после окончания ГИТИСа уже проявившая себя как театральный критик и вот теперь, кажется (что она пока еще держит в секрете), написавшая свою первую повесть. Вскоре Зоя станет постоянно печатающимся автором в журналах «Юность», «Знамя», «Новый мир», у неё появится своя аудитория преданных читателей,
В этот узкий домашний круг, собравшийся у Лены с Изей, органично вписывалась одна пара их друзей, – знаменитого физика Якова Смородинского с женой Фирой.
Прежде всего внешность Смородинского, – сначала бросалась в глаза взъерошенная копна неуправляемых волос совершенно необыкновенной буйности, а потом уже улыбающееся лицо и пытливый взгляд, устремленный на нас, – а вот и Юра, интересно, кого же это он с собой привел? Мы потом со Смородинскими дружили всю жизнь и очень любили и его самого, и его жену Фиру. Но та первая моя встреча с этой парой была для меня все равно что экзамен, – выдержу или нет? А вдруг – провал, и что же тогда меня ждет?
Яков Абрамович Смородинский родился в 1917 году в городе Малая Вишера Новгородской губернии и после окончания физического факультета ЛГУ в 1939 году переехал в Москву и поступил в аспирантуру к академику Л. Д. Ландау. Этот самородок – Смородинский, происходивший из города Малая Вишера, одним из первых сдал экзамены легендарного теорминимума Ландау, которые, как известно, не шли ни в какие зачеты, но служили путевкой в большую науку.
Не могу не заметить, что впоследствии Юрий Каган, как физик-теоретик, тоже прошел горнило этих испытаний «на прочность», однако он – 17-й по счету, тогда как Яков Смородинский был в первых номерах.
После окончания аспирантуры Яков Смородинский был зачислен в Институт физических проблем, где работал до 1944 года. Как и его руководитель Ландау, он был вовлечен в Атомный проект и перешел на работу в Институт атомной энергии, тогда называвшийся Лабораторией № 2. В то же время Смородинский начал активно сотрудничать с Объединенным институтом ядерных исследований в Дубне. Его поразительная память и научный темперамент позволяли ему совмещать не только эти две формальные должности. Яков Смородинский читает курс лекций в Специализированной физико-математической школе при МГУ, является заместителем главного редактора журнала «Ядерная физика» и журнала «Наука и жизнь». К тому же он – один из организаторов физико-математических олимпиад для школьников. Казалось бы, на этом месте рука устала вносить в список все те ипостаси, в которых предстает перед нами Яков Смородинский. Однако, скажу напоследок, – он автор комментариев к книге Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес». Обыкновенному человеку невозможно себе представить, как он все это успевал. Ведь рядом – жена Фира. Её тоже надо как-то развлекать…
Всезнающий Интернет называет Смородинского «ученым-энциклопедистом». Между прочим, не каждому присваивают этот титул. Но поскольку Интернет – глас народа, значит, так оно и есть.
Знакомство Юры Кагана со Смородинским состоялось, когда он студентом МИФИ слушал лекции по теоретической физике молодого профессора и чем-то его заинтересовал. Яков Абрамович становится рецензентом дипломной работы Ю. Кагана и дает ей, как он пишет, – «самую высокую оценку…». «Кроме того, – говорится далее в рецензии, – считаю необходимым опубликовать результаты диплома в физическом журнале». И подпись – доктор физ. – мат. наук Я. Смородинский.
Дипломная работа Ю. Кагана никогда не была опубликована, но дружба с Яковом Абрамовичем продолжалась и на объекте «Свердловск-44», когда он там бывал в командировках, а потом и в Москве. В доме у Смородинских обычно собиралась компания физиков, каждый из них был личностью, далеко известной за пределами профессиональных научных кругов. И только наша крайняя молодость позволяла нам с Юрой так раскованно и свободно с ними общаться.
Но и они, не смущаясь нашим присутствием, вели себя, как старые друзья, которые могут себе позволить и поострить, и основательно позлословить, откровенно высказываясь по поводу своего ближнего окружения, невзирая на авторитеты и лица.
Особенно любили мы приезжать к Смородинским в Дубну. В те времена Дубна была своеобразным культурным центром и местом сборищ научной и художественной интеллигенции. Там создалась особая атмосфера, располагающая к общению. Заселившись в гостинице, на берегу Волги, мы целой толпой отправлялись гулять по лесной, живописной дороге, летом купались и часто посещали невероятно популярные в шестидесятые годы вечера, проходившие в местном Доме ученых. Кто только там не выступал: Высоцкий, Вознесенский, Евтушенко. Яков Абрамович, как член правления Дома ученых, принимал самое активное участие в планировании и проведении всех этих мероприятий, часто подавая самые блестящие и неожиданные идеи.
Как-то раз, скорее всего в конце шестидесятых годов, на подъеме настроения, мы все решили объединиться и устроили в ресторане гостиницы «Дубна» грандиозную встречу Нового года. Это была поистине историческая встреча, на которой присутствовали со своими женами: академик Гинзбург, будущий лауреат Нобелевской премии, критик Бен Сарнов, сценаристы Юлий Дунский и Валерий Фрид, писатель Изольд Зверев, Смородинский и мы с Юрой. Было невероятно весело и дружественно. Казалось, в таком настроении мы пребудем теперь до конца своих дней. Но вслед за оттепелью, как известно, часто наступают заморозки, и климат резко меняется.
Действительно, многое изменилось после встречи того памятного Нового года в конце шестидесятых годов. И только отношение Смородинского к Юре оставалось всегда неизменным. Он по-прежнему следил за его работой и поддерживал на всех этапах его научной жизни. А для Юры Яков Абрамович навсегда остался старшим товарищем, которого он называл не иначе, как по имени и отчеству, и так и не перешел с ним на «ты».
…С первых минут общения со Смородинским в тот вечер у Лены можно было понять, что Яков Абрамович поразительно яркая личность. Про что бы ни заходила речь, – он демонстрировал свою осведомленность и знание предмета. Он помнил годы создания картин Дрезденской галереи с выставки, недавно прошедшей с грандиозным успехом в музее им. Пушкина, читал в подлиннике и в переводах Э. Хемингуэя, посещал премьеры в театре «Современник», тогда еще расположенном на площади Маяковского в старом здании, где шли самые популярные в то время спектакли. Словом, это была невероятно просвещенная пара, по поводу чего Л. Д. Ландау – «Дау», как по настоянию Льва Давидовича все его называли, известный деспот в своем узком кругу, отпускал язвительные остроты. Иной раз с перехлестом и даже с раздражением. «Мол, кто ты, Яша, на самом деле – гуманитарий или физик?»
Некоторое время Смородинский, Боба и Юра занимали площадку, затеяв бурное обсуждение какой-то сильно взволновавшей их научной проблемы, а мы, непосвященное большинство, притихнув, наблюдали за ними, поражаясь юношескому азарту, с которым каждый из них отстаивал свои аргументы. Возможно, в таких вот спорах и рождалась научная истина?
Это была эпоха всеобщего увлечения научными открытиями и всеобщего восхищения подвигами ученых, совершенных во имя познания всего, нас окружающего.