Моя Твоя дочь
Шрифт:
— Войдите, — раздался изнутри голос доктора. Маша открыла дверь, вошла в кабинет и поежилась. Этот кабинет пугал её. Впрочем, чему удивляться то? Только вчера, в этом самом кабинете разбилась её надежда… Пока она здесь слышала только не самые приятные вещи… — Здравствуйте, Мария, — сказал доктор, поднимая глаза. — Присаживайтесь. Вы что-то хотели узнать?
Маша села напротив него, чувствуя себя неловко под его пристальным взглядом и наконец кивнула согласно. — Да… — она нервно теребила край своей футболки. — Я… я хотела бы узнать подробнее о процедуре ЭКО, — начала она, стараясь говорить спокойно. — О том, как… как все будет происходить. И вообще… Если мы все
— Конечно, — доктор кивнул. — Это вполне естественное желание. Он отложил бумаги и начал объяснять Маше все этапы процедуры, начиная от стимуляции овуляции и заканчивая переносом эмбриона в матку. Он говорил о гормональных препаратах, о пункции яичников, о необходимости соблюдать определенный режим. Маша слушала его, стараясь запомнить каждое слово, но чувствовала, как страх и растерянность растут в ней с каждой минутой. — А… а сколько эмбрионов будет создано? — спросила она, когда доктор закончил свой рассказ. — Обычно создается несколько эмбрионов, — ответил он, чуть помолчав. — Это необходимо для того, чтобы выбрать самый жизнеспособный и проверить его на совместимость с Евой. И если он подойдет, то внедрять его в матку. — А… а что будет с остальными? Эмбрионами… — Маша с трудом выговорила эти слова. — Остальные… — доктор замялся, — остальные будут утилизированы. Утилизированы. Это слово прозвучало для Маши как приговор. Она замерла, широко распахнув глаза.
— Как, утилизированы?
Доктор молча смотрел на неё ожидая, пока Маша придёт в себя.
— Утилизированы, как бракованный товар? — наконец выдохнула она потрясенно. — Но ведь это… не вещи, это же дети…
Маша замолчала, словно ушла в себя, пытаясь осмыслить то, что сказал ей доктор.
Получается, будут утилизированы её нерожденные дети? Дети, которые могли бы жить, смеяться, любить… Маша почувствовала, как к горлу подступает ком, а слезы застилают глаза. — Я… я не знала, что это… так. — прошептала она, не в силах говорить. — Мария, — доктор посмотрел на нее с сочувствием, — я понимаю, что это тяжело. Это очень тяжело… И сама процедура… она не так проста для вашего организма. Гормональная терапия достаточно сложна…,- доктор устало выдохнул и потер переносицу. — Все не просто… Но это шанс. Для Евы.
Маша молчала, пытаясь справиться с эмоциями. Она понимала, что доктор прав. Ева угасала с каждым днем, и этот ребенок мог стать ее единственным спасением, если конечно они не найдут донора.
Боже… Но как решиться на это? — Мне… мне нужно время подумать, — сказала она, поднимаясь со стула. — Я поняла вас. — Конечно, — доктор кивнул. — Но если вы выберете этот способ, то не затягивайте с решением. Время работает против нас.
Маша автоматически кивнула и вышла из кабинета врача. В голове молоточками стучали слова доктора, разбивая вдребезги ее решимость и надежду. Она не была готова к тому, что услышала сегодня. Утилизированы. Это слово буквально разрушало ее сознание, вызывая протест. Маша почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она вышла из больницы и вдохнула полной грудью свежий воздух, но это не помогло. Картины, которые рисовало ее воображение, были невыносимы.
Маленькие, беззащитные дети… Язык не поворачивается назвать их эмбрионами… Дети, которые никогда не увидят свет, никогда не почувствуют материнской любви. "Нет, — подумала Маша, — я не могу так поступить. Это… это же убийство." Да, она понимала, что Ева нуждается в помощи, что каждый день может стать для нее последним. Понимала…
Но она не могла пойти на такую жертву.
Не могла позволить убить своих нерожденных
Сбросив звонок она закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Она не знала, что делать дальше.
Не знала, как спасти Еву.
Глава 19
Устало потерев переносицу Андрей зажмурился и покачал головой. Голова гудела словно потревоженный улей от разных мыслей.
— Я не могу, Андрей…
Отчаянный шёпот Маши все ещё стоял в ушах, заставляя его едва не скрипеть зубами от бессилия…
— Божеее, — протянул он с отчаянием, роняя голову на руль. — Что делать? Что?
Если бы он мог хоть что-то сделать! Он бы все отдал… Все! Всего себя отдал бы Еве и Маше, лишь бы это помогло.
«Я не могу…», звучало в голове отчаянное.
Он тоже не мог. Не мог заставить Машу сделать это, потому что это бесчеловечно. Рожать это только ее выбор. На ней лежит огромная ответственность и только ей решать как поступить.
Андрей понимал ее. Понимал, что для нее, для этой сильной, но такой хрупкой девушки, это решение было равносильно убийству.
Но он также понимал, что это был единственный шанс спасти Еву, которая угасала с каждым днем. И видеть это тоже было невыносимо.
Как Маша со всем этим справлялась?
Если бы он мог… Но он не мог.
Ничего не мог сделать.
Андрей завёл машину и поехал в больницу. Он нужен Маше сейчас, нужен, поэтому отложил все дела, чтобы быть с ней рядом.
Остановившись на светофоре, сидя за рулем своей машины, Андрей бесцельно скользил взглядом по шумной толпе, переходящей дорогу.
Молодые пары, спешащие куда-то студенты, беззаботные дети тянущие за руки своих родителей… "Интересно устроена жизнь," — подумал он, чувствуя, как внутри поднимается горькая усмешка. В тот момент, когда в его жизни разворачивался настоящий армагедон, у других все шло своим чередом. Обычная суета, обычные заботы, обычные радости и горести. "Армагедон," — повторил он про себя.
Для него это слово имело теперь совсем другой смысл. Не глобальная катастрофа, не конец света, а крах его собственного мира. Светофор переключился на зеленый, и поток машин тронулся с места. Андрей нажал на газ, чувствуя, как внутри него растет отчаяние. «Что делать? — спрашивал он себя, глядя на дорогу. — Как быть с Машей? Как спасти Еву?» Он не знал ответы на эти вопросы. Он чувствовал себя потерянным, одиноким, беспомощным. Вдруг его взгляд упал на маленькую церковь, стоящую чуть дальше от дороги. Скромная, неприметная, не бросающаяся в глаза, но тем не менее она привлекла его внимание. «Может быть, там я найду ответы, — устало подумал он, сворачивая к церкви.» Он не был религиозным человеком. И семья его особо в Бога не верила. Но почему-то именно сейчас ему отчаянно захотелось войти туда.
Что он искал? Ответы? Надежду? Что?
Андрей не мог бы сейчас сказать точно, но одно он знал наверняка, ему туда надо.
Больше потому что некуда… Внутри было тихо и прохладно. Пахло ладаном и свечами.
Встав перед иконой он прикрыл глаза и стал молиться. Как умеет, как знает, как чувствует…
Своими словами, душой, сердцем. Он молился за Машу, за Еву, за себя. Просил у Бога помощи, совета, утешения.
— Что тревожит тебя, сын мой? — раздался за его спиной тихий голос.