Моя Вселенная
Шрифт:
– Мужчина?
– продолжала допытываться я.
– Перемены к лучшему?
– Марк, не стесняясь, смеялся надо мной, и я слегка толкнула его в плечо, но он быстро перехватил мою руку и притянул в свои крепкие объятия.
– Определенно. Но что со старой?
– Я решил избавиться от шестерки бывшего тестя, - как бы невзначай ответил мужчина, прикоснувшись губами к моей кружке и сделав глоток.
Мои глаза поползли на лоб.
– Она была его человеком?
– такого поворота я не ожидала. Мне всегда казалось, что Эльвира
– Конечно, более того она была когда-то подружкой Кристины, пока та не узнала, что я сплю с ее подругой.
– И как давно ты знал про нее?
– С самого начала.
Я некоторое время всматривалась в его лицо, пока до меня не дошло.
– Ты специально спал с ней, знал, что она разболтает об этом Кристине и ее отцу?
Он лишь по-кошачьи улыбнулся мне в ответ.
– Ах, ты ж, дьявол!
Марк в открытую расхохотался, так и не выпустив меня из своих крепких объятий.
У ненависти короткая память. Еще минуту назад твою душу разъедает чернота от обиды и безысходности, а в следующую ты забываешь о причинах уничтожить своего мучителя и сворачиваешься в его руках кошачьим клубком.
Я и сама не знаю, как так вышло, но я не помню, чтобы кто-то любил меня так же, как он. Разве что отец. Но это ведь совсем другая сторона любви.
Мои руки сами собой обвили Марка за шею и притянули еще ближе. Его рот обрушился на мой со всей страстью, на которую он был способен. Я уже не понимала, кто из нас издал тихий гортанный звук, но в тот момент, когда его руки поползли под простынь, где-то в глубине дома раздался телефонный звонок.
Оторвавшись друг от друга, мы пытались сообразить, что происходит. Телефон Марка лежал на стойке передо мной, значит, звонили мне.
Соскочив со стула, я кинулась к своей сумке, на экране высвечивался неопределенный номер.
– Да, слушаю, - ответила я.
– Венера?
– раздался мужской голос.
– Да, это я.
– Здравствуй, это Сергей, муж твоей мамы, - я тяжело сглотнула, понимая, что следующее, что прозвучит после этих слов, перевернет мою жизнь.
– Она умирает, Венера, и я не знаю, как ей помочь.
***
Недавно, где-то в перерывах между перелетами в моем лэптопе оказался один фильм. Совершенно не отвечающий моим вкусам и предпочтениям.
Что побудило нажать меня на кнопку «play», я так и не поняла, но начав смотреть его, оторваться уже не смогла. Фильм рассказывал о женщинах, родивших от оккупантов. Женщины живут на острове под надзором с детьми. Ради пропитания ловят рыбу.
Быт скромный.
Живут надеждой на прощение.
Но верховные чины решают вопрос радикально - расформировать поселение и отправить матерей в лагеря за то, что с ними произошло.
Кого-то изнасиловали, кто-то просто хотел выжить - покажите мне того, кто не хочет.
Кто-то шел ради куска
Сторона войны: не убийств, а морального уничтожения. За ним следует злоба и полное отчуждение, нет прощения подстилкам врага. Общество никогда не простит такую женщину.
Слабые и беззащитные женщины готовы были идти на все что угодно ради спасения себя и своих детей.
А дети? Какая их ждет судьба? В лучшем случае детдом. Вопросы "чей ты?" и клеймо позора матери.
Несмотря на причины появления на свет своих детей, матери их любят, да и есть ли разница, какой ты, для настоящей материнской любви.
Меня всю жизнь посещал вопрос. Что я сделала, чтобы заслужить такое отношение своей матери? Вернее, отсутствие какого-либо отношения. Полное отчуждение.
Мне всегда казалось, что будь я лучше, чем есть на самом деле - она вернется.
Если я буду кушать кашу по утрам, она обязательно об этом узнает и вернется. Если я буду получать хорошие отметки в школе - она обязательно об этом узнает и вернется.
Я становилась старше и все чаще ловила себя на мысли - мама не вернется. И самое странное, что в этом нет моей вины.
Ребенок ничем не обязан своей матери. Мать обязана ребенку всем.
Но даже при таком раскладе в природе у человека заложено любить своего родителя, каким бы он ни был.
Способна ли я испытывать хоть что-то в отношении своей матери? Я не знала, но мне определенно стало не по себе от того, что я услышала.
И сейчас я сижу в коридоре больницы не в силах сделать шаг в комнату напротив. Уверенная рука сжимает мои пальцы, и я чувствую обжигающее тепло, исходящее от нее.
– Как ты?
– раздается вопрос у меня над ухом, - твои руки ледяные, и ты вся дрожишь.
– Нормально...
– тяжело сглатываю и кладу голову на плечо Марка.
Еще чуть-чуть задержаться перед самой непростой встречей в своей жизни.
Даже та неожиданная поездка вместе с матерью оказалась для меня не такой тревожной, чем то, что предстоит мне сейчас.
Моя мать борется с раком. Вернее, пытается бороться.
Врачи говорят, что еще есть шанс, но, к их сожалению, они ничем помочь не могут, нужно ехать в Израиль и продолжать лечение там. К сожалению, именно это и побудило Сергея обратиться ко мне.
В палате было слишком светло.
Елена лежала на кровати, и казалось, с тех пор, как мы виделись в последний раз, она похудела вдвое. О длинных белоснежных волосах теперь напоминало лишь семейное фото, стоящее на прикроватном столике. Вытянутое лицо, мятое тело, сорочка, еле держащаяся на костлявых плечах. Картина не из прекрасных.
Она повернула голову на меня в тот момент, когда я остановилась возле кровати. Она протянула ко мне руку, и я попятилась.
– Доченька...
– она натянуто улыбнулась, а я пыталась понять, зачем приехала.