Моя жена фея
Шрифт:
Но и после эякуляции его член не обмяк и не съежился как обычно, а оставался почти таким же плотным и он прижимал ее лицом к своему паху, не освобождая ее рот, так что она дышала носом, погруженным в его влажные от испарины мягкие, кучерявые волосы.
Когда он, наконец, отпустил ее, она сбросила с головы полотенце, быстро забралась на диван и, распахнув халат, раздвинула ноги. Он опустился на пол между ее бедер и, прильнув к ее половым губам, стал нежно и мягко вылизывать их, едва касаясь или плотно прижимаясь к ним языком, снизу вверх и обратно. Она застонала и коротко задышала,
Они продолжали так долго, пока он мог сдерживаться, тридцать или сорок минут. Наконец, его выдержка кончилась, и он набросился на нее, стиснув в объятьях и завалив ее на диван, жадно и неистово вошел в нее и стал сильными толчками вгонять их в небеса восторга и полный мрак наслаждения. Он поглощал ее своим членом, а она поглощала его влагалищем, и они пожирали друг друга ртами, слившись так плотно, что разделить их не мог бы и ядерный взрыв, они сами стали ядерным взрывом и смерчем, терзающим небо, пронзающим молниями и рвущим на части тучи, швыряющим самолеты на землю и вновь поднимающим их горящие обломки в воздух.
И когда они разразились последним вакуумным взрывом грома, молния ударила из земли ослепительной вспышкой прямо в черное солнце, и весь мир померк во тьме последней звезды мироздания.
– Что это было? – сказала она, когда к ним вернулась способность говорить, слышать и видеть друг друга.
Она оправилась первой и он еще около минуты или чуть дольше не мог ничего ответить. Наконец он сказал:
– Фотографии.
Конечно, залезать в чужой компьютер – верх неприличия, но залезть и не сказать об этом, еще хуже. Она поняла, отвела взгляд.
– Надо было давно стереть их.
– Нет!– чуть не заорал он.– Стереть можно какого-нибудь Микеланджело с потолков Сикстинской капеллы, потому что его можно намалевать заново, и никто не заметит разницы, и я стер бы все фрески в мире, но стирать такое – преступление! И это было бы невосполнимо. Я обожаю тебя!
Она прижалась к нему, прильнула губами, обняла и положила голову ему на грудь.
– Я тоже тебя обожаю, – сказала она.
Руслан постоянно возвращался к этим фотографиям, они не отпускали и каждый раз вызывали мощную эрекцию, так что он набрасывался на жену как в первый вечер. И после этого они испытывали особую нежность и трепетное чувство друг к другу.
Кто бы мог подумать, что жена способна возбуждать больше чем любая порноактриса, и зачем нужны убогие мечты о недоступных женщинах, сексбогинях, когда твоя любимая жена может стать величайшей из сексбогинь на все времена! Если бы это еще были не фотографии, а фильмы…
– Вы не снимали на камеру?
– Хочешь, чтобы я это сделала?
– Да, я бы хотел увидеть, как он кончает тебе в рот. Впрочем, для этого вовсе не нужно ничего снимать. Наблюдать за этим было бы лучше!
– Ты имеешь в виду подглядывать?
– Нет, присутствовать! Раз ты хранишь эти снимки, значит, тебе нравилось, и остались приятные воспоминания. И эти воспоминания тебя по-прежнему возбуждают. Пригласи его к нам.
– Но я люблю тебя, я не люблю его.
– Я тоже люблю тебя, но от этого буду любить тебя еще сильнее. Вот если бы ты любила его, это было бы изменой, а так ты делаешь это ради меня.
В сущности, эти фотографии были тем же, чем для других мужей и жен являются их сны, фантазии и мечты. Но они так и остаются снами, фантазиями, старятся и становятся немощными вместе с нами, а потом вместе с нами они умирают. И только когда они обретают фактическую, предметную форму, когда их можно увидеть не только внутренним взором, а воочию, это устраняет главное препятствие. То самое препятствие, которого для восточной философии вообще не существует – между субъективной и объективной реальностью, препятствие, которое держит нас в рабстве и делает трусами, а нашу жизнь делает бессмысленным ожиданием перемен, которые никогда не наступят. Вечной зимой в стране, где лета никогда не бывает, вечной ночью в стране, где солнце никогда не светит на небе и не восходит над горизонтом.
Ее бывшего любовника звали Григорий. Они сошлись на том, что она сама позвонит ему и обо всем договорится. Никто из них троих не знал, как это нужно делать. А когда не знаешь, следует выпить. Они выпили, но разговор не клеился. Руслан расположился в кресле, дав понять, что пора начинать, и предоставив им свободу действий. Они скованно раздевались, стараясь не смотреть в его сторону. Пока это еще мало походило на приключение, но он уже чувствовал холодок в солнечном сплетении, иногда нужно просто проявить терпение. Все произойдет само собой.
Так и случилось. Началось с того, что она приняла его член в рот, стоя перед ним на коленях. Руслан наблюдал, как они оба постепенно втягиваются в процесс, все меньше думая о том, что за ними сейчас наблюдают, все жарче и острее отвечая друг другу, и Григ застонал, но Людмила не захотела, чтобы он кончил сейчас, и опустившись вместе с ним на диван, открылась ему. Он вошел в нее в миссионерской позиции, медленно и осторожно, явно сдерживая себя, потому что хотел войти сразу на всю длину. И эта его деликатность подействовала на Руслана особенно возбуждающе, как потом много раз действовала нарочитая грубость, с которой проникали в его возлюбленную жену, поступая с ней, как ведут себя с развратной женщиной требовательные любовники, отметая тем самым заботливую осторожность ее супруга, а ей это нравилось и она стонала, и даже когда кричала от боли, пытаясь вырваться, получала острое наслаждение и забывала себя в оргазмах.
Конец ознакомительного фрагмента.