Моя жизнь (Художник В. Садков)
Шрифт:
В отчаянии мы ждали своей гибели.
Но как-то в вечерние сумерки послышался грохот колес на дороге и топот лошадиных копыт. Потом раздался веселый голос у наших дверей.
— Алло! Где же вы? Можно подумать, что здесь в живых никого не осталось.
На пороге появился Том.
— Да, Том, ты почти угадал.
— Боже мой, боже мой! — с волнением повторял Том, подходя то к одной, то к другой кровати. — Почему же вы не дали нам знать?
— Как мы могли сделать это? Ведь ты сам знаешь, что не было возможности: лошадей
Том вышел с фонарем. Скоро он вернулся с охапкой дров в руках и растопил печку. Пламя весело загудело. Потом Том снова вышел, принес двух кур и достал провизию из тарантаса. Прошло немного времени, и он угостил нас ужином, который показался нам просто роскошным.
В десять часов вечера, к нашему большому удивлению, Том сказал:
— Теперь, друзья, я еду обратно. Не горюйте, я дам знать матери, она вас быстро выходит. Она будет здесь завтра около полудня.
Том вскочил в тарантас и поехал в старую усадьбу — ему предстоял длинный путь.
Когда на рассвете он постучал в двери, выбежала его мать. Она сразу поняла, что не все благополучно.
— О боже мой! Ты привез дурные вести? Наверное, кто-нибудь умирает? Что случилось, Том?
Том постарался успокоить мать. Она быстро оделась и стала собирать лекарства и разные вещи, необходимые для ухода за больными. Через час она уже сидела в тарантасе и погоняла усталых лошадей.
В полдень следующего дня она появилась в нашем забытом уголке, словно добрая волшебница, и окружила нас материнской заботой.
Теперь мы были сыты, регулярно получали лекарства, жизнь наша наладилась.
Обеспокоенная моим состоянием, добрая женщина решила написать моей матери:
«Ваш сын заболел злокачественной лихорадкой. Ему необходим очень внимательный уход. Мой совет — взять его домой».
Итак, моя мать снова поспешила ко мне на помощь.
Я никогда не забуду этой поездки домой. Мы ехали на пароходе от Фенелон-Фольс до Кобоконка. Кругом стоял лес, чаруя осенними красками.
В Кобоконке мы пересели на поезд и вечером уже были в Торонто.
Глава VIII
ПЕРВЫЕ ШАГИ ПО ТРОПЕ ХУДОЖНИКА
В сентябре 1876 года я нашел мертвого ястреба недалеко от того места, где раньше была моя хижина. По-видимому, охотник подстрелил хищника, но не смог найти свою добычу. Для меня это была драгоценная находка.
Я понес ястреба домой, любуясь его красотой. Мне захотелось нарисовать его на полотне масляными красками — наша соседка, художница мистрис Макгорн, дала мне несколько уроков по живописи, так что я немного владел этим искусством.
Я сделал чучело и смастерил себе раму с зажимами, которая держала птицу как бы в полете.
Две недели с увлечением писал я портрет ястреба. Выводил каждое пятнышка, каждую полоску, и тот, кто видел натуру, сразу узнал бы ее на полотне.
Эта картина и сейчас передо
Да, мои домашние были неизменно против моих занятий натуралиста, но любовь к естествознанию разгоралась во мне все с большей и большей силой.
Я полюбил дикую природу с детства, когда мы жили еще в лесной глуши. И теперь в Торонто, эта любовь не погасла, несмотря на скудную природу окрестностей города и препятствия, которые я все больше и больше встречал со стороны отца.
Мне не раз приходилось слышать и читать о юношах, которые мечтали стать художниками, но им приходилось выдерживать упорную борьбу с семьей, особенно с отцом. И только однажды мне пришлось столкнуться с исключением из этого правила — сын не хотел стать художником, но отец заставил его остановить свой выбор на этой профессии.
С детства я мечтал стать естествоиспытателем, но отец заявил мне:
— Это профессия без будущего, без перспектив. У тебя есть дарование художника, и ты станешь художником.
Никто в нашей семье не решился бы возражать отцу, а тем более перечить его воле. Профессия натуралиста стояла у меня на первом месте, профессия художника — на втором. Но мне не пришлось выбирать, отец решил за меня, и я должен был стать художником.
Не могу сказать, чтобы этот выбор был в тягость мне — у меня было художественное дарование, и в школе мои рисунки всегда выделялись среди других.
Осенью 1876 года, когда мне исполнилось шестнадцать лет (ростом я был почти шесть футов, но худ как тростинка) я стал серьезно подыскивать себе работу.
Я делал зарисовки зданий, разных предприятий и магазинов. Один или два из этих рисунков у меня приняли для рекламы. Я раскрашивал фотографии, но в этом деле не преуспел.
Я рисовал с натуры зверей и птиц. Рисунки получались довольно интересные, но и только — ничего замечательного в них не было.
В нашем городе было несколько художников-портретистов, хорошо известных местным жителям. Я показывал им свои наброски, они хвалили меня, но никаких предложений мне не делали.
Про одного из этих художников в городе ходила интересная молва. Его отец был инженером-строителем, в семье было заранее решено, что сын пойдет по дороге отца и будет его помощником. Так сначала и было. Но когда юноше исполнилось двадцать лет, он решил попробовать свои силы как художник. Он купил себе ящик с красками. Отец стал позировать для него. Через несколько недель портрет был готов. Сходство получилось безукоризненное. Портрет был великолепен в каждой детали и прекрасен по колориту. Неудивительно, что он вызвал всеобщее восхищение.