Моя жизнь (Художник В. Садков)
Шрифт:
Петля затянулась на шее Лобо. Еще минута, и его глаза начали тускнеть.
— Назад! — вдруг вырвалось у меня. — Осади лошадь. Мне хочется его взять живым.
Мы просунули палку между челюстями волка и крепко обмотали пасть веревками.
Теперь Лобо был совсем обезоружен.
Он перестал сопротивляться. Но на меня он больше ни разу не взглянул. Его взгляд скользил куда-то мимо меня. Он вел себя так, словно был один в прерии.
Мы связали его веревками, освободили из капканов и положили поперек моего седла.
Аллен шел с одной стороны, я — с другой. Так мы доставили его к хижине.
Дома я надел ему на шею ошейник и привязал в поле на цепи. Поблизости я расставил капканы, так как предполагал, что он будет звать волков из своей стаи и что ни достанутся нам в добычу.
Но я ошибся. Лобо позвал их на помощь один раз. Никто не отозвался. Больше он не стал звать.
Я вынес ему мяса и воды, зная, что он голоден и хочет пить. Но он даже не взглянул в ту сторону. Я слегка подтолкнул его, чтобы привлечь внимание, но он отвернулся. Он не смотрел на меня, а глядел вдаль, туда, где ущелье ведет в горы и расстилаются широкие поля — его поля, где он так долго царил.
Так он пролежал до заката солнца.
Когда я пришел к нему вечером, перед тем как ложиться спать, его глаза были совсем ясные.
Но мы знаем, что лев, потерявший свою силу, орел в неволе, голубь в разлуке с голубкой — все они умирают от тоски. Едва ли можно было ожидать, что сердце Лобо выдержит все страдания, которые выпали на его долю сразу.
Я знаю только одно: когда занялась заря, Лобо лежал в том же положении, как я оставил его накануне, — голова покоилась на лапах, глаза были обращены к ущелью. Но искра жизни угасла в нем — старый Лобо умер.
Я освободил его с цепи, снял ошейник. Ковбои пришли помочь мне. И как только мы подняли его тело, к нам донесся с ближней горы протяжный заунывный вой волков. Быть может, они просто выли от голода, выйдя на охоту, но в тот момент мне показалось, что они прощались с Лобо.
Мы отнесли труп Лобо под навес, где лежало тело Бланки — его Бланки, и положили их рядом.
Ковбой сказал:
— Ты все искал ее — ну вот, теперь вы снова вместе.
Глава XXIV
МОИ КНИГИ
Мой старый друг Генри Стилл заведовал отделом художественного оформления книг при издательстве «Чарлз Скрибнер и сыновья». Стилл познакомил меня с издателем Кимбалом и со многими видными людьми литературного мира.
В то время в Нью-Йорк приехал Джемс Барри, шотландский писатель, и Кимбал устроил в его честь обед в одном из фешенебельных клубов Нью-Йорка. Среди приглашенных был также и будущий президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт [7] .
Чтобы привлечь ко мне внимание присутствующих, Стилл заставил меня выступить с рассказами о волках. Я был в ударе в тот день и прочитал сперва один рассказ, а потом второй. Особенно горячо аплодировал мне Теодор Рузвельт, сам страстный охотник.
7
Теодор Рузвельт занял пост президента США в 1901 году.
Потом он подошел ко мне и сказал:
— Я хочу, чтобы вы пообедали со мной в один из ближайших дней.
Обед состоялся в клубе «Метрополитен», где я снова с большим успехом выступал, читая свои рассказы о животных.
Если писатель написал серию рассказов, которые были напечатаны в журналах и привлекли к себе внимание читателей, естественно, что следующим шагом его будет издание сборника этих рассказов.
Я подобрал восемь рассказов с мыслью об издании сборника: «Лобо», «Спрингфильдская лисица», «Мустанг-иноходец», «Вулли», «Красношейка», приложил к ним свои иллюстрации и отнес в издательство «Скрибнер и сыновья».
Редактор одобрил мои рассказы. Тогда я пошел к самому Скрибнеру, чтобы окончательно договориться.
Скрибнер начал с того, что стал жаловаться на огромный риск, с которым связано издательское дело, и уверял, что большинство книг — это сплошной убыток, о чем никогда не следует забывать при заключении договора. Ввиду всего этого десять процентов от продажной цены книги и еще небольшой дополнительный гонорар за иллюстрации — вот все, что он может предложить.
— Сколько экземпляров нужно вам продать, чтобы покрыть издательские расходы? — спросил я.
— Не менее двух тысяч экземпляров, — ответил Скрибнер.
Тогда я выступил со своими условиями:
— Мне хочется вам сказать, что в не моих интересах бросить эту книгу в одну кучу с сотней других новых книг. Я буду говорить о своей книге, буду выступать со своими рассказами перед собранием читателей в различных городах, и ее охотно будут покупать. Попутно я буду устраивать выставки своих иллюстраций. Я настолько уверен в успехе этой книги, что не возьму с вас ни одного цента с продажи первых двух тысяч экземпляров, однако ставлю условием, что вы будете мне платить не десять процентов, как предлагаете, а двадцать с вырученной суммы при дальнейшей продаже.
Мои условия были приняты, договор подписан. Книга вышла в свет 20 октября 1898 года под заглавием «Мои дикие друзья» [8] . Ее успех превзошел всякие ожидания — в короткое время она разошлась в нескольких изданиях.
Нет сомнения, что эта книга положила начало новому, реалистическому направлению в литературе о животных. В ней впервые правдиво обрисовано поведение животных.
До сих пор были известны только басни, сказки о животных и такие рассказы, где животные разговаривают и ведут себя, словно люди, переодетые в шкуры зверей.
8
В русских изданиях название этой книги иногда переводилось «Животные, которых я знал». (Примечание редакции).
Американский писатель Кларенс Хокс подарил мне свою книгу с надписью:
«Эрнесту Сетон-Томпсону — другу и брату-естествоиспытателю, чье творчество осветило путь новой школе писателей-натуралистов и заставило десятки тысяч людей полюбить дикую природу».
Вслед за первым сборником появились в печати и другие мои книги: «Судьба гонимых», «Животные-герои», «Биография медведя», «Мустанг-иноходец» и другие.
Книги выходили в свет, лишь только я успевал написать их и проиллюстрировать. Мои читатели хотели видеть автора. Один из клубов Нью-Йорка просил меня выступить, предложив гонорар в сто долларов. Я принял это предложение и приятно провел час, читая свои рассказы или же, выражаясь на языке своих слушателей, «оборачиваясь в животных». От природы я одарен сильным голосом и умением держаться на сцене. Совершенно непроизвольно я изображал животных в лицах, как актер. Мой друг, которому я подарил рассказ «Лобо», сказал мне: