Моя жизнь
Шрифт:
— «Норвегия» может быть готова через три дня!
— Это не важно, — сейчас же возразил я. — Мы не станем летать взапуски с Бэрдом к Северному полюсу. Меня совершенно не интересует, долетит ли Бэрд до полюса раньше нас или позже. Наша задача — перелет через Северный Ледовитый океан.
Стоя на этой точке зрения, я пожелал Бэрду всяческой удачи и в то же время с удовольствием предоставил в его пользование земельный участок, который мы арендовали у угольной компании. Мы пожелали ему счастливого пути и прокричали ему «ура» при старте. В момент его возвращения спустя 16—17 часов мы все сидели за обедом. Кто-то за столом заметил, что если Бэрду удастся вернуться, то сейчас как раз самое время. Едва были произнесены эти слова, как послышалось жужжание пропеллера. Мы все выскочили из-за стола, не кончив обеда, и первые бросились туда, где должна была произойти посадка. Вышло так, что товарищи Бэрда тоже обедали как раз в это же время на борту «Шантье», стоявшего на якоре в бухте. Поэтому случилось так, что Элсворт, норвежские товарищи и я составляли большинство в группе встретивших Бэрда и Беннета, когда их аэроплан остановился и они вышли из него. Выбегая, мы все-таки успели захватить кинематографические аппараты, и единственные существующие снимки славного возвращения Бэрда сделаны нами.
Я один из первых пожал руку Бэрду, когда он вышел из аэроплана, и поздравил его от всего сердца со счастливым завершением полета. Я обратился к своим норвежским друзьям с предложением трижды провозгласить троекратное «ура» в честь Бэрда и Беннета, что и было выполнено с радостью.
Нет похвалы, достойной командора Бэрда за его полет. И он и летчик Флойд Беннет заслуживают величайшего уважения за свою отвагу — история полярного исследования до сих пор насчитывает немного таких рискованных предприятий. Не говоря уже о верной гибели в том случае, если бы они вынуждены были спуститься на лед и оказались бы не в состоянии подняться, опасность такого полета увеличивается во много раз из-за трудностей, сопряженных с производством точных наблюдений в этих местах. Показания магнитного компаса не так надежны здесь, как в южных широтах, но даже если бы они были точны и в этих широтах, то трудности при производстве надежных наблюдений на борту аэроплана, летящего со скоростью ста километров в час, значительно усложняют работу пилота. Поэтому полет командора Бэрда, даже рассматриваемый как достижение пилотажа, является одним из самых замечательных известных миру.
10 мая вечером все было готово к старту «Норвегии». Мы устроили в этот вечер совещание и единогласно решили вылететь в час ночи. Напомню читателю, что в это время года солнце светит здесь круглые сутки. Но в этот час суток оно стоит на наименьшей высоте, вследствие чего воздух в эти часы всего холоднее. Газ же в баллонах обладает наивысшей подъемной способностью при наименьшей температуре, так как давление газа тогда понижается и, следовательно, баллоны вмещают больший объем газа. На этом основании мы выбрали именно этот час.
Около полуночи меня разбудил вахтенный, сообщивший, что поднялся небольшой ветер и старт поэтому задерживается. Я снова лег и заснул, а в шесть часов меня опять разбудили с известием, что теперь все в порядке. Я встал, позавтракал и направился к ангару. Нам сообщили, что из-за ветра и вызванных им затруднений в маневрировании дирижаблем нас просят брать с собою как можно меньше личного багажа. Поэтому мы с Элсвортом пошли к ангару прямо в чем были.
Представьте себе наше изумление, когда мы увидели, что кругом дирижабля царит полное смятение. Люди сновали взад и вперед, таская в переднюю гондолу какие-то свертки. В стороне одиноко стоял Нобиле, по-видимому, тоже совершенно растерянный. Когда мы подошли, он заявил нам, что солнце успело подняться на такую высоту, что лучи его достигли верхушки газовместилищ, отчего газ стал расширяться, и он, Нобиле, теперь не отваживается стартовать. Мы с Элсвортом пошли дальше к ангару. Вдруг кто-то подскочил к нам с криком «Сейчас стартуем!» Пораженные таким неожиданным оборотом дела и думая, конечно, что на это имеются основания, мы с Элсвортом поднялись на борт и через несколько секунд очутились уже в воздухе.
Впоследствии мы узнали, как все произошло. Рисер-Ларсен подошел к Нобиле, когда мы отошли от последнего, и нашел его в столь нервном и взволнованном состоянии, что он, по видимому, не в силах был ничего сообразить. Он кричал, что не может отвечать за последствия, если «Норвегию» выведут из ангара на ветер. Рисер-Ларсен насмешливо отвечал, что нечего обращать внимание на пустячный слабый ветер. Тогда Нобиле ответил, махнув безнадежно рукой:
— Раз вы берете на себя ответственность, так выводите дирижабль из ангара.
Тогда Рисер-Ларсен взял на себя ответственность и с помощью лейтенанта Хёвера приступил к последним спешным приготовлениям, которыми он и руководил. Фильм, изображающий моменты, когда «Норвегию» выводили из ангара и мы начали подниматься, показывает, что Рисер-Ларсен распоряжался, а Нобиле неподвижно стоял в стороне, не проявляя никакого участия. Нобиле снова показал образец своего поведения в момент, когда нужно действовать. За время полета у нас накопилось несколько таких примеров.
«Норвегия» отправилась в свое достопамятное путешествие со Свальбарда 11 мая 1926 года в 10 часов утра (по местному времени).
Сорок два часа спустя мы увидели мыс Барроу на северном побережье Аляски. Мечта долгих лет стала действительностью. Моя карьера исследователя увенчалась успехом: мне было дано осуществить последнее из оставшихся великих предприятий. Мы перелетели через Северный Ледовитый океан с материка на материк.
Расстояние, покрытое «Норвегией», равно приблизительно 5400 километрам . Расстояние от Свальбарда до мыса Барроу по воздуху — около 3500 километров . Отсюда до Теллера будет еще 1600 километров . Нет слов для похвалы Рисер-Ларсена за работу, выполненную им в качестве судоводителя. Он так умело определял наш курс, что мы после этого полета огромной длины — длиннее воздушного пути из Нью-Йорка в Сан-Диэго — над неведомыми ледяными пространствами, без единого приметного пункта для ориентировки, увидели мыс Барроу с отклонением от него не более чем на 15 километров .
Но не только этим мы обязаны Рисер-Ларсену. В течение полета его хладнокровие трижды спасло нас от катастроф, в которые грозили вовлечь нас нервозность и полное отсутствие самообладания Нобиле. Эти случаи относятся к числу тех, о которых, как я уже говорил раньше, стараешься забыть, когда пережитые испытания отошли в прошлое. Я не стал бы ворошить их и теперь, если бы Нобиле не претендовал так нагло не только на честь капитана воздушного корабля (единственное его назначение на борту!), но и на честь руководителя всей экспедиции в целом. Если бы не последнее, я даже не стал бы утруждать себя приведением нижеследующих примеров, доказывающих, как мало стоил он даже в качестве капитана.
Дабы читатель ясно представил себе эти случаи, мне необходимо разъяснить кое-что о конструкции «Норвегии» и методах ее маневрирования. Под полужестким газовместилищем подвешены четыре гондолы, из коих одна на корме и две по бокам. В последних помещались моторы. Самая большая гондола выдвинута далеко вперед. Она была совершенно закрыта, построена в виде домика и разделена на три крошечных отделения. Первое служило местом пребывания пилоту, так как оттуда открывался лучший вид вперед. Здесь находились руль направления, руль высоты и ручки от газовых клапанов. С их помощью можно было выпускать газ из газовместилищ как порознь, так и изо всех сразу; таким образом пилот мог поддерживать равновесие дирижабля. Наблюдение за газовыми баллонами являлось единственной задачей Нобиле в качестве пилота.
Непосредственно к кормовой части отделения пилота примыкало маленькое помещение для штурмана и остального экипажа. Здесь находились навигационные приборы, карты и маленький столик, за которым можно было производить вычисления. Это было единственное место, где могли работать Рисер-Ларсен и остальные члены экипажа. Мягко выражаясь, это отделение бывало переполнено: кроме Нобиле, Элсворта, Рисер-Ларсена и меня самого, в нем помещалось еще шесть человек экипажа. Шесть механиков-мотористов находились в трех моторных гондолах.