Моя
Шрифт:
— Ага, ну так вот, она могла ею и не быть.
— Не моя вина, — я двинулся, намереваясь выйти из будки. Если это все, что у него было, то он не имел никакого права держать меня здесь.
Он схватил меня за руку. И я поморщился.
— Мы, возможно, убили невинного человека, Риен.
— Когда правительство США начало волноваться об этом? Возьми себя в руки. И забей. Когда вообще ты начал об этом заботиться?
— Мы не знаем где супруга. У нас нет тела.
— Значит, она все еще может быть жива?
— Может, — ответил Вейл.
— А ты пытался посмотреть в Бразилии?
—
— Я не видел ее. Теперь я могу идти?
— Конечно-конечно. Кстати, у тебя есть зубы для меня?
Дерьмо. Тут-то было.
— Нет.
— Нет?
— Я бегал по магазинам, черт побери.
— Мне нужны доказательства, Риен. Как и нужно узнать, кто эта девчонка. А после провести зачистку.
— Ага, — мне тоже нужно было узнать, кто она.
— И мне нужно удостовериться, что с девчонкой был Стидхилл. Мало ли, они могли нанять два тела.
— Ладно.
Схватив виски, я опрокинул остаток. Я не знал, как вести себя с Вейлом. Он редко просил доказательства, а если и просил, то именно это и имел в виду.
— Значит?
— Что значит?
— Значит, отдай мне зубы. Давай вернемся к тебе прямо сейчас.
— У меня их еще нет.
— Почему нет?
— Я слегка позабавился с их телами, — по крайней мере, правда. — Я не сжег их.
Глаза Вейла сузились.
— Ты больной хрен, Риен.
— Ага, ну удачи тем не больным хренам, которые сделают эту грязную работу для тебя, — я поднялся из-за стола.
— Я хочу их зубы. И я заеду завтра.
— Не стоит. Я весь день занят.
— Завтра ночью.
Я сделал вид, будто раздумываю.
— Я не спрашиваю, Риен. Я нахожусь в эпицентре беспорядочной путаницы, и мне нужно знать, кто мертв, а кто нет.
— Отлично. Завтра ночью. А сейчас, с твоего позволения, я куплю кекс.
Сара
Я все продолжала читать книгу. Могу сказать, Мэнсон не был абсолютным психом. То есть, в основном, да, но он мог размышлять, выстраивая логические цепочки.
«Боль — это хорошо, а не плохо. Она многому вас учит. И я это осознал».
Жутковато. Я поняла, почему Риен держал ее у себя в библиотеке.
«Умирать легко. Жить — вот, что страшно».
А убивать, очевидно, еще легче. Я вновь перелистнула вперед, открывая случайную страницу.
«Все, что вы видите во мне — есть в вас. Если вы хотите увидеть порочного убийцу, вы его и увидите, понимаете? Если же вы взглянете на меня, как на своего брата, я им и буду. Все зависит от того, сколько у вас любви. Я — это вы, и когда вы это признаете, вы освободитесь. Я всего лишь зеркало».
Я замерла на этом месте. Так видел себя Риен? Когда он убивал людей, он делал это из ненависти, или из чего-то еще? Из прочитанного мною я сделала вывод, что Мэнсон не считал убийство плохим, потому что смерть не была ужасной. Что имело смысл в методах сумасшедшей-задницы серийного убийцы. В его мире не было всяких прав или неправ.
После я
«Я жил в Голливуде, и у меня было все: Роллс Ройс, Феррари и местечко в Беверли Хиллз. У меня была и доска для серфинга, и The Beach Boys, и Нил Дэймон, и Элвис Пресли. И Дин Мартинс, и Нэнси Синатра. «Ты сделаешь это для меня? Я слышал, ты в этом хороша, сладкая» или что-то в том же роде: «Придешь ко мне домой позже?». Так что я прошел через все это, увидев множество тюрем гораздо хуже, чем та, через которую я прошел, поэтому я не волновался о том, что мне придется вернуться. Понимаете, тюрьма не начинается и не заканчивается у ворот. Тюрьма в сознании. Что заперто в одном мире — мертвое и умирающее, и то, что открыто для мира — свободное и живое».
У меня отвисла челюсть. Не знаю, сколько раз прочел эту книгу Риен, или насколько хорошо он ее знал, но эти слова ударили меня сильной пощечиной. Было ли это тем, что, как он думал, я хотела для себя в качестве актрисы? Я не хотела этого. Меня не волновало богатство или слава, или что-то вроде того.
Нет, у Риена же все это было. Сексуальная машина, роскошный пентхаус. У него была мечта Голливуда, и все, что для этого нужно было — убивать людей. Он забирал у фальшивых людей их поддельные жизни. Ибо, как-никак, смерть была не так плоха. Двойная жизнь — худший из грехов.
Как и сказал Мэнсон. И он повторил его слова. Тюрьма в сознании. А Голливуд — самая крупная тюрьма из всех. Мне показалось, что я поняла. Или, во всяком случае, начала понимать. Но не знаю, смогу ли я когда-нибудь понять Риена по-настоящему.
Он посоветовал мне подумать о том, чего я хочу.
И чего я хочу?
Я больше не могла это читать. Опустив книгу на диван, я поднялась. Потянулась. Размяла шею.
Но у меня не было ничего, чем я могла бы заняться.
— Тюрьма в разуме, — произнесла я вслух. — Я могу отправиться куда угодно.
Прямо как в песне Reading Rainbow. И я, напевая ее, принялась разглядывать полки. Должно быть что-то, способное отвлечь от серийных убийц.
Там, на полках, были тонны медицинских книг. Клиническая Анестезия. Руководство по хирургической процедуре. Физиология Дыхания: Основы. Одни лишь названия кружили голову. Я обернулась, дабы поглядеть, что еще у него тут было. Старые журналы. Книги на французском и греческом. Я вздохнула, проводя пальцами вниз по полке.
— Не слишком много мальчишеской фантастики, а? — пробормотала я. Кажется, Риен, ненавидел все ненастоящее. Он не желал жить в мире притворства.
Замечательно для него. Но, тем не менее, мои дни будут намного скучнее без чего-нибудь, что можно почитать.
Остальная часть библиотеки была подобной этой, но когда я перешла к задней полке, примыкающей к операционной стенке, книги стали немногим лучше. Тут было несколько старых детских сказок, выглядящих многообещающе. И сплошная философия. Меня, в самом деле, не волновали напыщенные нравоучительные речи, поэтому мои пальцы скользнули мимо Локка, Канта и Юма. После чего я увидела название, показавшееся мне знакомым.