Мозг рассказывает.Что делает нас людьми
Шрифт:
животное целиком по одной-единственной кости. С его проницательностью
могло сравниться только его высокомерие. «Он знает, что выше, чем
большинство людей, писал Гекели, и совершенно этого не скрывает». В
отличие от Дарвина Оуэна сильнее впечатлили не сходства, а различия
между разными группами животных. Он был поражен отсутствием ныне
живущих переходных форм между видами, а ведь они должны были бы быть,
если
хоботом длиной в фут или жирафов с шеей наполовину меньшей, чем у
современных особей (окапи, у которых действительно такая шея, были
обнаружены значительно позднее). Подобного рода наблюдения вместе со
строгими религиозными взглядами привели Оуэна к тому, что он стал
рассматривать идеи Дарвина как невероятные и еретические. Он особенно
подчеркивал
наличие
огромного
разрыва
между
умственными
способностями приматов и людей, а также указывал ошибочно, что
человеческий мозг обладает уникальной анатомической структурой,
называемой «малый гиппокамп», который, как он говорил, совершенно
отсутствует у обезьян.
Гекели оспорил его взгляды; в результате проведенных им вскрытий не
удалось обнаружить малого гиппокампа. Два титана сражались в течение
десятилетий.
Эта
полемика
заняла
центральное
место
в
прессе
Викторианской эпохи, создав нечто вроде медиасенсации, которая в те дни
занимала место современных сексуальных скандалов в Вашингтоне. Пародия
на дебаты о малом гиппокампе, опубликованная в детской книжке Чарльза
Кингсли «Дети вод», превосходно схватывает дух эпохи:
«[Гекели] придерживался очень странных теорий относительно многих
вещей. Он утверждал, что у человекообразных обезьян в мозге имеется
большой гиппопотам [sic!], так же как и у людей. Это было совершенно
шокирующим заявлением; ведь если это было бы так, что стало бы с верой,
надеждой и любовью миллионов бессмертных людей? Ты мог бы подумать,
что есть еще много важных различий между тобой и обезьяной, таких, как
способность говорить, создавать машины, различать правильное и
неправильное, возносить молитвы и прочих тому подобных маленьких
привычек, но, мой дорогой, все это детские заблуждения. Все зависит только
от великой проверки на гиппопотама. И если у тебя в мозге нашелся большой
гиппопотам, ты уже не обезьяна, хотя у тебя четыре руки, нет ног и сам ты
самая большая обезьяна из всех обезьян всех обезьяньих питомников».
В перепалку включился епископ Сэмюэль Уилберфорс, непреклонный
креационист, который часто основывался на анатомических наблюдениях
Оуэна, чтобы оспорить теорию Дарвина. Битва велась на протяжении
двадцати лет, пока, в результате трагического случая, Уилберфорс не
разбился насмерть, упав с лошади и ударившись головой о мостовую.
Говорят, что Гекели сидел в лондонском Атенеуме, потягивая коньяк, когда
до него дошла эта новость. Криво усмехнувшись, он съязвил репортеру: «В
конце концов мозг епископа столкнулся с суровой реальностью, и результат
оказался фатальным».
Современная биология неопровержимо подтвердила ошибку Оуэна: не
существует малого гиппокампа, нет никакого внезапного скачка между нами
и приматами. Обычно считается, что утверждения о том, что мы особенные,
придерживаются исключительно ревнители-креационисты и религиозные
фундаменталисты. Между тем я готов защищать такой радикальный взгляд, в
этом отдельном случае Оуэн был в конечном итоге прав, хотя и по причинам
совершенно отличным от тех, которые имелись у него. Оуэн был прав,
утверждая, что человеческий мозг, в отличие, скажем, от человеческой
печени или сердца, действительно уникален и отделен от мозга приматов
огромной пропастью. Но этот взгляд вполне совместим с утверждением
Дарвина и Гекели, что наш мозг развивался постепенно, без Божественного
вмешательства, на протяжении миллионов лет.
Но если это так, удивитесь вы, откуда же тогда взялась наша
уникальность? Как утверждали Шекспир и Парменид, задолго до Дарвина,
ничто не происходит из ничего.
Весьма распространено ошибочное утверждение, что постепенные,
небольшие изменения могут привести только к постепенным, понемногу
увеличивающимся результатам. Однако это пример линейного мышления,
которое, как кажется, включается по умолчанию, когда мы судим о мире.
Может быть, просто потому, что большинство явлений, которые мы
наблюдаем, на повседневной человеческой шкале времени и величины и
внутри ограниченных пределов наших чувств действительно имеют
склонность следовать линейной направленности. Два камня весят вдвое
тяжелее, чем один камень. Требуется в три раза больше пищи, чтобы
накормить втрое большее количество людей. И так далее. Но вне сферы
практических человеческих интересов природа полна нелинейных явлений.
Чрезвычайно сложные процессы могут возникать на основе обманчиво