Может, однажды
Шрифт:
Дыши, Ридж.
Ладно, это было строго. Местами слишком строго.
– Мэгги,- говорю я, глядя на ее слезы.
– Я... люблю... тебя. И мне так страшно, что в один из дней, я не смогу выйти из больницы в объятиях с тобой. И это будет моя вина за то, что ты продолжаешь отказываться принимать мою помощь.
Ее нижняя губа дрожала.
– Когда-то, в ближайшие десять-пятнадцать лет, Ридж, это будет твоей жизнью. И ты выйдешь из больницы без меня, потому что не смотря на то, что, насколько сильно ты бы не хотел быть моим героем, я не смогу спастись.
Слезы текли по ее щекам, и она сделала паузу, чтобы вытереть их.
– Я хочу жить в одиночестве, потому что я просто хочу быть той девушкой, в которую ты влюблен... так долго, насколько это возможно. Я не хочу быть твоим бременем или твоей ответственностью или твоей обязанностью. Единственное, что я хочу, это быть любовью твоей жизни. Вот и все. Пожалуйста, просто позволь, чтобы этого было достаточно на данном этапе. Пусть этого будет достаточно, пока не придет время, когда ты действительно пойдешь на край земли за мной.
Рыдание вырывается из моей груди, и я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к ее губам. Я отчаянно беру ее лицо в свои руки и поднимаю свою ногу на ее кровать. Она обхватывает меня руками, а я тянусь к ней всем своим телом, и я так хочу оградить ее от несправедливости этого злого, проклятого мира.
Глава 18
Сидни
Закрыв дверь машины Риджа, я поднимаюсь по ступенькам за Уорреном. Никто из нас не вымолвил ни слова за весь путь от больницы до дома. Напряженная линия его челюсти говорила сама за себя, что означало, Не разговаривай со мной. Всю дорогу я провела, смотря в окно, а все вопросы застряли у меня в горле.
Зайдя в квартиру, он бросил ключи на стол, одновременно с тем, как я закрыла за нами дверь. Даже не взглянув на меня, он направился к себе в комнату.
– Спокойной ночи, - сказала я. Мне стоило произнести это с меньшей долей сарказма, но, по крайней мере, я не крикнула: – Да пошел ты, Уоррен! – вот что на самом деле мне хотелось сказать.
Он остановился, затем развернулся ко мне. Он нервничает, видимо то, что он хочет мне сказать, явно не «спокойной ночи». Сузив глаза, он наклонил и медленно покачал головой. – Можно задать тебе вопрос? – наконец, произнес он, глядя на меня с любопытством.
– Если ты пообещаешь никогда не начинать задавать вопрос с «можешь ты или не можешь задать вопрос».
Мне хотелось рассмеяться от того, что использовала выражение Риджа, но Уоррен даже не попытался улыбнуться. Это сделало ситуацию более неловкой. Я переступила с ноги на ногу. – Что ты хотел спросить, Уоррен? – со вздохом произнесла я.
Скрестив руки на груди, он направился ко мне. Сглатываю свою нервозность, когда, на расстоянии шага от меня, он наклоняется, чтобы заговорить.
– Тебе что, нужно, чтобы тебя просто кто-нибудь трахнул?
Вдох, Выдох.
Сжатие, расслабление.
Удар удар, пауза. Удар удар, пауза.
– Что? – потрясенно спрашиваю я. Уверена, что неправильно его расслышала.
Он наклоняет голову еще на несколько сантиметров так, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Тебе нужно, чтобы тебя кто-нибудь трахнул? – произносит он, тщательно проговаривая каждое слово. – Потому что, если все дело в этом, то я, прямо сейчас перегну тебя через диван, и оттрахаю так сильно, что ты больше никогда даже не подумаешь о Ридже. Он продолжил смотреть на меня, жестоко и холодно.
Думай, перед тем как действовать, Сидни.
Первое мгновенье, все, что я могла, это в неверии трясти головой. Почему он так сказал? Почему он сказал такое настолько неуважительное по отношению ко мне? Это не Уоррен.
Не знаю, что за мудак стоит передо мной, но это точно не Уоррен.
Не дав себе времени подумать, я начала действовать. Заведя руку назад, наношу свой четвертый в жизни удар кулаком по лицу.
Твою мать.
Это больно.
Смотрю на него, он накрывает рукой свою щеку. Он широко открывает глаза, скорее от шока, чем от боли. Делает шаг назад, но мой взгляд не отрывается от его глаз.
Прижимаю свой кулак к груди, разозленная тем, что у меня опять будет болеть рука. Жду, перед тем, как пойти на кухню за льдом. Может ударить его еще раз?
Я растеряна, из-за явно направленной на меня злости за последние 24 часа.
Мой мозг пытается понять, что я могла сказать или сделать ему, чтобы вызвать такую ненависть.
Он вздыхает, и тянет себя за волосы. Он не дает никаких объяснений за его жестокие слова, и я пытаюсь понять его, но не могу. Я не давала ему никаких оснований быть со мной таким грубым.
Может, в этом то и проблема. Возможно то, что я ничего не сделала ему, или с ним, и заставляет его так беситься.
– Ты что, ревнуешь? – спросила я. – В этом заключается жалкий предлог, почему ты такой злой? Потому что я не переспала с тобой?
Он сделал шаг ко мне, а я отступала от него, пока не упала на диван. Он наклонился так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
– Я не хочу засадить тебе, Сидни. И уж точно я не ревную. Он оттолкнулся от дивана. Подальше от меня.
Он выбил все дерьмо из меня, и мне захотелось собрать свои вещи, уехать, и больше никогда не видеть никого из этих людей.
Я начала плакать, уткнувшись в свои руки. Я услышала, что он тяжело вздохнул, и сел на диван рядом со мной. Я отодвинулась и отвернулась от него, свернувшись в дальнем углу дивана. Мы сидели так несколько минут, и мне захотелось встать и убежать к себе в комнату, но я не сдвинулась с места. Сложилось ощущение, что я должна спросить разрешение, потому что, даже не знаю, есть ли теперь у меня комната.
– Прости меня, - наконец произнес он, разбивая тишину чем-то, помимо моих слез. – Боже, мне жаль. Я просто… Я пытаюсь понять, какого черта ты творишь.