Может собственных платонов... Юность Ломоносова

Капитан Мистроувех повел по берегу подзорной трубой; опустив трубу, он заложил руки за спину и стал задумчиво смотреть на проходившую по левому борту землю. Россия. Русские берега.

Дул свежий ветер, попутный, судно шло ходко, хотя количество

парусов и было уменьшено; нос резал раскатистую, с белым гребнем, волну, сек зеленоватую с примесью желтизны морскую воду, кипевшую и пенившуюся по обе стороны корабельного носа; за кормой шли чайки, с рассвета повисшие позади судна.

Вот она, Россия.

В русский порт капитан голландской бригантины приходил впервые. Сейчас, когда уже скоро судно войдет в Северную Двину и пойдет по ней в Архангельск, Мистроувеху снова припоминаются те разговоры, которые он вел в Амстердаме.

Готовясь к отплытию в Россию, он не раз беседовал о неведомой ему стране со своим амстердамским другом.

Старший друг Мистроувеха считал Россию загадочной страной. Мистроувех так не думал.

Грея ноги у камина, обложенного зелеными глазированными плитками, друг Мистроувеха неспешно рассказывал ему вечерами о России, которую он знал давно, приходил туда много раз на кораблях, бывал в Архангельске, Москве, Петербурге. В Москве прожил не одну зиму в Немецкой слободе, жил в Немецкой слободе и в Архангельске [1] .

Впервые он побывал в России еще пятнадцатилетним мальчиком. То был тысяча шестьсот шестьдесят седьмой год. По лицу старого моряка скользит улыбка. Он вспоминает свою давно ушедшую молодость. Теперь ему семьдесят пять.

В последний раз он был там три года назад. В Петербурге. Его последнее плавание. Больше по морям он уже не ходит. Тысяча шестьсот шестьдесят седьмой, тысяча семьсот двадцать четвертый. Много воды утекло. Все раньше в России было иным. Как же все это случилось?

— Петр, шкипер Петр, — повторял Мистроувех.

Петр. Все сделал он. Все очень просто. Нет никакой загадки. Мистроувеху все ясно.

— Петр — великий человек. Но так ли все было просто?

И старый моряк барабанил пальцами по подлокотнику кресла.

Однажды они вот так сидели у большого, в рост, камина. Уже упали сумерки. Свеч не подавали, и комната тонула в сумраке, багровом от догоравшего в камине жара. По стенам, увешанным старыми картинами в тяжелых золотых рамах, стлались тени. Дремавший в своей клетке попугай иногда во сне сердито ворчал. За окнами в сумраке различались черепичные амстердамские крыши, над ними вились вечерние дымки.

Пошевелив длинными медными щипцами, на которых были вылиты узоры, жар в камине, старый моряк добавил, не торопясь:

— Петр сделал много.

Собеседники помолчали.

— Много. Но вот Петр победил шведского короля Карла XII под Полтавой, одержал большую победу над шведским флотом при Гангуте. Кто с ним был? С кем вместе он одержал свои победы?

— У Петра были хорошие помощники, смелые, — отвечал Мистроувех.

Старик медленно шевелит угли в камине. Литые раскаленные куски распадаются, вспыхивают синим огоньком, огонек бежит по изломам, шевелит рыхлую кромку пепла.

— Были помощники. Смелые, умные. Так.

Старый моряк помедлил, потом добавил:

— Были солдаты и матросы.

Выбив трубку о ручку кресла, Мистроувех сказал безразлично:

— Да, конечно. Солдаты и матросы. Они подчинялись. Дисциплина.

— У шведов тоже была дисциплина, — неспешно отвечает старый моряк.

Мистроувех от неожиданности

быстро повернулся к своему собеседнику.

Тот продолжал:

— Что-то поднялось вместе с Петром. Что?

Мистроувех отвечал:

— Были государства — сколько их было? — которые поднимались волей и умом полководца, правителя. Он умирал — и…

Старый капитан соглашался. Были такие государства. Умирал полководец — падало и рассыпалось созданное им. Но — были и другие. Россия — загадочная страна.

Слева остался мыс Керец. Идет холмистый беломорский берег, вспенившийся зеленью далекого леса, отделенного от моря песчано-глинистой прикрутостью, на которой у воды узкий припай из песка, присыпанного мелким, истертым водой камнем. У мыса Полтаминского в прибрежном песке и глине выело водой и ветрами высокий безжизненный обрыв, по краю которого вцепились в почву, вошли в осыпь деревья, повисли над морем, держат землю туго переплетшейся путаницей корней.

Идет по Двинскому заливу бригантина.

Снова лесистый берег: сосна, есть и береза, по прибрежным крутизнам мельтешит кустарник. У мыса Куйского — опять голый обрыв, потрескавшаяся красная неживая глина.

Вскоре морской гористый берег начинает припадать, снижаться, от него вытягивается узкая бугристая Никольская коса, идущая к югу на семь верст. За ней лежит Сухое море. Позади косы, на материке, лесистые горы, над ними выдалась плоская вершина — Апица. Близится Архангельск.

Бригантина идет к Березовскому устью Северной Двины, к двинской дельте, которая рассыпалась у морского края. Острова, кошки — будто намололо их водой. Между островами петлят устья: Никольское, Пудожемское, Мурманское, Березовское. Двинская дельта протянулась почти на сорок верст.

Вот и остров Мудьюжский. Видно: бежит по нему гряда низких холмов, плотно обсел ее лес. Вон — мелкая береза, крученная и ломанная северными холодами, пришибленная к земле — ползушка. Там — болота, частая, низкая кочка.

У Мудьюга идущие в Архангельск заморские суда берут лоцмана. Остановившись затем у южного конца острова для таможенного досмотра, там, где лоцман указал положить якорь, бригантина после предъявления бумаг брандвахте [2] пошла вверх по Двине, по Березовскому устью, по которому корабли обычно идут к Архангельску.

Близится остров Линский. Опершись на четыре раздвинутых в стороны бастиона, стала на нем выложенная белым камнем крепость. К северу она вышла равелином, который хищным треугольником залег впереди куртины. Равелин присоединен к крепости подъемным мостом [3] . Крепость обходит водный ров. Над северо-западным бастионом, на высокой деревянной башне, полощется флаг. Насторожившись над низким речным берегом, крепость стережет Двину, Архангельск, ход в Россию.

Вынув изо рта трубку, Мистроувех показывает ею толмачу [4] на крепость.