Можно всё
Шрифт:
С утра я злилась на Нью-Йорк за то, что тот не предупредил меня о своей темной стороне. О том, какие маленькие тут квартирки у простых смертных, о том, сколько здесь бедности и криминала, и о том, как сложно каждый раз затаскивать чемодан по высоким ступеням метро. Но все это окупалось приятными моментами полной непредсказуемости, когда из грязи ты попадаешь в князи. Так, в последнюю ночь главный город мира все-таки решил меня приобнять. Уже третий хост (оставаться по каучсерфингу принято не дольше нескольких дней) позвал меня на вечеринку. Я в это время шла по мокрому от дождя городу с кучей пакетов с новыми шмотками в руках, цокая шлепками по пяткам и поливая тем самым свои джинсы грязной водой из луж. Карта привела меня к гигантскому небоскребу. Такого поворота я никак не ожидала.
– Hey! I’m here.
– Поднимайся на 52-й этаж, сдавай вещи и проходи.
На том самом 52-м меня встретила модельной
– Почему ты не сказал мне, что тут все разодетые?!
– Да плевать. Наслаждайся. Что будешь пить?
– Есть шампанское?
Я выдохнула, взяла бокал и вышла на балкон. Впервые за эти дни мне стало хоть капельку легче. Ко мне присоединилась девочка откуда-то из Европы, которая тоже жила у Рамиро. За последние полтора месяца я вообще не общалась с женщинами и была чертовски рада тому, что могу поговорить с девчонкой по душам. Все, что я о ней помню, – это длинные каштановые волосы, смешной акцент и лучезарная, располагающая к себе улыбка. Мы ни черта не знали друг о друге, но обе впервые были в одиночном путешествии и еще не привыкли к этому соблазнительному умопомрачительному чувству, что мы вольны идти на все четыре стороны, еще и в Нью-Йорке. Сила наших впечатлений зашкаливала, вмиг превратив нас в лучших подруг. Нью-Йорк понес нас по своей извилистой, непредсказуемой реке… Черт его знает, что это было, но ближе к ночи мы уже сидели в любимом баре актера, играющего мистера Бига в «Сексе в большом городе», накурившись перед этим с каким-то бродвейским режиссером в подворотне, и чуть не падали с барных стульев от смеха. Весь мир летел в туннель. Пространство растягивало нас, как пластилин, а мы и не пытались сопротивляться. Какой-то португалец уже кусал мою Катерину за щеку, а я только и успевала, что сверкать своей маленькой мыльницей, пытаясь запечатлеть момент. Одни только туалеты, усыпанные живыми лепестками роз, с маленькими фонтанчиками и рыбками в углу здесь стоили больше, чем вся моя квартирка в Балашихе! Через час мы уже фоткались в кругу ментов на Таймс-сквер. В нормальной ситуации (в России) я бы подумала, что идти накуренными заигрывать с ментами – плохая затея. Делать это в чужой стране – идея еще хуже. Но нам было все равно! Следующий кадр – я отнимаю фуражку у одного из ментов, следующий – целую в щеку лошадь, следующий – жадно поглощаю чизкейк, лежа на кожаном диване без света дома. Где-то в промежутке этого всего мы, кажется, поцеловались с Катериной. Я больше никогда не встречу эту девушку, но она навсегда останется хранителем этого золотого мгновения моей жизни, которое нет смысла описывать. Это первое, дикое, резкое, отчаянное чувство вседозволенности и настоящей свободы можно только прожить. В последний день лета я оставила заметку на своей странице.
Заметка в дневнике:
31 августа 2010 года
Из моего путешествия я сделала вывод… Не знаю, как долго буду считать это гениальным, но записать нужно. Итак, мой вывод: каждый день, каждый час, каждую секунду необходимо давать себе отчет в том, что ты живешь так, как хочешь! Как ты сам организовал! Возьми ответственность за собственную жизнь, пока не проплыл как говно ее всю. Течение всегда с радостью понесет тебя, течение – это время. Оно не останавливается… И требуются смелость и решительность, чтобы сделать гребок. Так греби!
Глава 5
Первое возвращение домой
Заметка в дневнике:
21 августа 2010
Расскажу тебе сказку на ночь…
Как была за тридевять земель…
Как прошла огонь, воду и даже медные трубы…
Как каталась на Коньке-Горбунке, как попала к Кощею, как рубила головы змея, как сидела в подземелье, как искала огниво, как вырывала сердце из груди, чтоб найти дорогу…
Ты закроешь глаза, улыбнешься и уснешь.
Расскажу тебе сказку на ночь…
Только купи мне «Мальборо» за 50 рублей, захвати чего-нибудь покрепче…
И не спрашивай лишнего.
На следующее утро самолет забрал меня домой. Вернее, в то место, которое я привыкла называть домом. На деле это был ад и настоящее испытание. Родители встретили меня прямо в аэропорту. Светило солнце. Они смотрели на меня улыбаясь… Предполагалось, что я обрадуюсь, но улыбка с моего лица пропала уже на второй минуте… Тогда я впервые в своей жизни с ужасом осознала, что не знаю, кто я. Я понимаю, что сложно в это поверить, но за четыре месяца я разучилась говорить по-русски. Разучилась думать по-русски. Разучилась мириться с грязным воздухом, пробками, недовольными лицами, институтом, поездками в одну сторону в течение двух часов, сраными маршрутками, паршивой едой, дерьмовой погодой и тем фактом, что девять месяцев моей дальнейшей жизни будут практически одинаковыми.
Я вернулась совсем другой. Старая Даша попросту исчезла. А новая потерялась, ведь здесь ее никто не знал. Ей дали тело, декорации и условия игры старой Даши, и только новая Даша знала, что внутри-то теперь она, но что нужно играть роль и пытаться как-то соответствовать. На деле сердце ее было разбито, потому что было оно не здесь. А там, за океаном, куда теперь попасть не представлялось никакой возможности. Ей было с высокой колокольни плевать на все происходящее. У Даши был один смысл жизни, и звали его Дэниел.
Я просыпалась ночью и не могла понять, где нахожусь.
– What time is it? – говорила я Аллкашу, своей близкой подруге со времен школы.
Аллкашом мы ее прозвали не потому что она бухала (нам было двадцать, мы все бухали), а потому что Алла=Алка=Аллкаш.
– Ты опять говоришь по-английски, – отвечала она спросонья и снова отключалась.
Я превратилась в призрак человека, который не говорил ни о чем, кроме Дэниела. Мне было плевать, в чьи уши лить одну и ту же мелодию со всеми «мы же созданы друг для друга» мотивами. До тех пор, пока я ее рассказывала, я была в ней. Такая вот попытка остаться в моменте. А когда история заканчивалась, я искала новые уши и начинала все сначала. На вечеринках я напивалась и звонила в Штаты. Один раз он даже ответил. Его утробный, не похожий ни на какие окружающие меня здесь звуки голос был для меня каким-то лекарством от тоски.
Я поставила себе цель вернуться. Для этого я сдала свою однокомнатную квартирку в Балашихе за двадцатку, а сама переехала жить в двушку на «Выхино» с двумя пацанами из МГУ, где платила семерку, и параллельно с учебой подрабатывала оператором и рекрутером в «Гринпис» и преподавателем английского на дому. Квартирка была что надо: кажется, до нас в ней жила и откинулась какая-то бабушка, потому что воняло там ссаньем и, главное, плесенью. Хата гнила заживо. Грибок распространялся по стенам. Толчок постоянно ломался. Раковина и ванная текли так, что после мытья приходилось выносить целый таз воды. Окна на балконе были выбиты. Словом, атмосфера была что надо. Только заходя в другое помещение, я чувствовала, что все мои шмотки провоняли плесенью. Пацаны жили в большой комнате, а я спала на матрасе в маленькой. Парни эти вполне соответствовали квартире и моему состоянию. Они как будто были посланы мне, чисто чтобы добить. Жирные, страшные и вызывающие отвращение, вскоре они оба забросили учебу и начали гнить вместе с хатой. Кажется, вся долбоебская сторона души студента воплотилась в этих двух пацанах. Они считали смешным взболтать двухлитровую бутылку «Оболоня», приоткрыть крышку и пустить ее крутиться на моем полу, заливая матрас и вещи. Под Новый год, пока меня не было дома, кто-то из их друзей блеванул на мой «список дел на жизнь», который висел на стене, рыбным салатом. Рыбным салатом на мои мечты.
Мне, в общем-то, было похуй на все это, но моральное состояние угнетало жестко. Я стала катиться по наклонной, продолжая жить Дэниелом – вернее, тем, что от него осталось, то есть сообщениями на Фейсбуке. Писал он редко и всегда ночью по нашему времени. Поэтому каждую ночь я по три раза находила рукой ноутбук и перезагружала страницу в ожидании, что над значком письма появится красный квадратик. Если он появлялся, я перечитывала письмо по несколько раз, пока не запоминала наизусть, и снова засыпала, повторяя его во сне. Если поле писем было пусто (а никто, кроме Дэниела, мне тогда не писал), день был серым и бессмысленным.