Мстислав
Шрифт:
Смеркалось, и в избе быстро темнело. Просунув в щель руку, Святополк подёргал доску, прижался к ней лбом, тихо проговорил:
– За крепким забором держит нас Владимир.
За дверью закашлялся караульный.
– Тсс!
– подняла палец Марыся.
– Это его люди, они пришли убить нас.
Она испуганно забилась в угол, зажала ладошками виски.
– Нет, нет, княгиня, то к нам сторожа приставлена, - успокоил её Святополк и, Оторвавшись от окна, крикнул: - Дайте огня, почто в темени держите!
Вошёл караульный гридин, раздул трут, зажёг тусклый светильник и удалился молча. Святополк заходил по избе, потом приостановился, вспомнив вдруг, как в детстве, уединяясь от братьев, забегал в эту избу. Тогда оконца её не были забиты и дверь, сорванная с петель, валялась в кустах. Видно, по княжьему повелению навесили её и прибили запоры, а окна заколотили толстыми досками.
– Княже, княже!
– прошептал кто-то в узкую оконную щель и задышал часто.
Святополк резко повернулся на зов, спросил тоже шёпотом:
– Кто это?
– Я, княже, либо не узнал, боярин Горясер.
– Что те надобно?
– Болярин Путша весть подал королю Болеславу!
– Тихо, боярин, там стража у двери, - испугался Святополк, и длинное лицо его с залысинами покрылось потом.
Горясер хихикнул:
– Ты, княже, не опасайся, страж тот за гривну глух и слеп.
– А что бояре Тальц и Еловит так долго о себе не давали знать?
– На примете они у князя Владимира, вот и остерегались. Ты, княже, надежды не теряй, и, ежли король замешкается, мы тя вызволим, дай срок.
– И снова задышал тяжело, как загнанный пёс - Пойду я, а то, упаси Бог, доглядит кто.
Шаги удалились. Закашлялся караульной. Марыся вскочила, заговорила горячо:
– Отец знает, он придёт сюда, слышишь, Святополк, придёт!
Князь приблизился к ней, прижал к груди:
– Да, княгиня, он не оставит нас, и бояре нам помогут сызнова на княжение сесть.
– Послушай, Святополк, - Марыся подняла на него гневно блестевшие глаза, - станешь великим князем, не дели Русь на уделы меж братьями.
…Святополк отшатнулся, потом, не отпуская её плечи, зашептал:
– Ты мысли мои отгадала, княгиня. Сяду на княжение, изведу братьев своих, единым князем на Руси останусь!
– К отцу нам надобно бежать. Он даст тебе войско, и ты воротишься с ним на Русь.
– Да, княгиня, да, я поведу полки, на Киев!
– Так поторопи же своих бояр, Святополк, слышишь?
– Слышу, княгиня.
Он забегал по избе, заговорил быстро, лихорадочно:
– О князь Владимир, ты ещё узнаешь меня, узнаешь! И тебе не удастся убить меня так же коварно, как ты убил отца моего, князя Ярополка.
И засмеялся громко, истерично. Потом неожиданно сник, спросил удивлённо:
– Отчего же не идут бояре? Я заждался их!
Улёгся на полати, затих. Марыся присела рядом, провела кончиками пальцев по его лицу. Рука у неё горячая и голос нежный, успокаивает:
– Ты будешь великим князем, будешь…
Близилась к концу первая половина 6523-го лета… Отцвели сады, и налилась соком перезимовавшая под снегом рожь, по оврагам и перелескам буйно росла трава, а реки, вдосталь напоенные вешней талой водой, ещё не обмелели под жарким солнцем.
Сельцо Берестово избами прилепилось к холму, на котором возвышается обнесённый изгородью старый княжеский до»? с постройками. При доме не менее старый, неухоженный сад. Но князь Владимир любит это маленькое сельцо. Здесь прошло детство, Берестово напоминает ему о матери, рабыне Малуше. Княгиня Ольга сослала сюда свою ключницу за то, что она осмелилась стать женой князя Святослава.
Оттого что в жилах Владимира текла кровь раба, киевские бояре долго не хотели признавать его своим князем. Оружием он сломил их упрямство. А когда полоцкая княжна Рогнеда бросила ему дерзко: «Не хочу разуть робичича» [73] . Владимир не простил ей такого. Идя из Новгорода на Киев, он взял на щит Полоцк и, убив её отца и братьев, силой сделал Рогнеду своей женой.
Ныне в Полоцке княжит внук Рогнеды и Владимира, молодой князь Брячислав.
Приложив руку к стволу ветвистой яблони, князь Владимир разглядывал сельцо. Многие избы пришли в негодность, покосились, солома на крышах потемнела, сползла, оголив стропила.
73
То есть не хочу разуть раба - обычай снимать обувь мужа в первую брачную ночь.
Редко доводится бывать здесь Владимиру, недосуг, бот и дорога тоже зарастает, не видно на ней колёсного следа.
Владимир прищурился, напряг зрение.
– Кому это быть?
– не поворачивая головы, спросил у стоявшего за спиной отрока.
– Видишь, никак, едет кто-то!
У отрока глаза молодые, зоркие, ответил бойко:
– Не иначе возок архиерея Анастаса!
– Неужели Анастас жалует? К чему бы? Видать, неспроста, - удивился Владимир.
– В таком разе неси скамьи.
Пока возок ехал, отрок притащил две скамьи.
Владимир махнул рукой:
– Теперь поди прочь.
Возок подкатил к воротам, ездовые остановили лошадей. Поддерживаемый дюжим монахом, архиерей подошёл к князю, уселся, долго отдыхал, прикрыв веки. Владимир не мешал ему. Наконец Анастас открыл глаза, тяжело вздохнул.
– Дорога-то не близкая, и мы с тобой, Анастас, не молодцы. Так чего трясся сюда, сказывай?
– Верно речёшь, князь, душа моя стареет. Стар ты, князь, и скоро ответ держать будешь перед Богом…
– А нам вместе с тобой перед ним стоять, - насмешливо перебил его Владимир и затеребил белую бороду.
Анастас недовольно встряхнул головой:
– Всяк за свои вины на Господнем суде ответчик. Не хочу, чтоб ты, князь, отягощал их.
– Чем же?
– За что Святополк муки терпит?
– Всяк своему стаду пастырь, архиерей, - оборвал Анастаса Владимир.
– Освободи безвинного Святополка, вороти в Туров. Не держи гнева, и Господь простит те твои прегрешения.
– Моим прегрешениям я первый судья. Что же до Святополка безвинного, как ты, архиерей, сказываешь, то ведомо ли те, что его тесть, Болеслав, мыслил Червень порушить?