Муби
Шрифт:
– Эти два вида борьбы являются выражением национального духа двух различных народов, – сказал Пракаш.
Провиз настойчиво повторил:
– И все же, что вы считаете лучшим?
Азра, вмешавшись в их разговор, обратилась к Провизу:
– Ты так спрашиваешь Муби, словно он должен выбрать, какую страну из двух он больше любит: Японию или Америку.
Все засмеялись.
– По-моему, джиу-джитсу – такой вид борьбы, – заговорил Хамид, – в котором надо уметь правильно определить точку приложения силы. Правильно определив точку приложения силы, борец непременно победит своего противника. Поистине, в этом мире – великое дело уметь правильно определять точку
Пракаш сказал:
– Японцы и пытаются это сделать, но не совсем понимают, что, для того чтобы перевернуть всю землю, нужно к точке опоры приложить еще и определенную силу.
– А сила есть лишь у того, кто занимается боксом, – добавил Муби. Он решил переменить тему разговора: – А знаете, Азра, та постановка в пользу голодающих Бенгалии, в которой вы играли, очень понравилась нам!
– Где же вы сидели? – с сожалением спросила его Мумтаз.
– В четвертом ряду. Я был там вместе со своим полковником.
– Пхате мунх! – завопил Шам.
– Фате му! – расхохотался Муби и воскликнул: – А знаете, Шимми, я назвал своего полковника – «фате мy», – и он остался очень доволен. Честное слово, только поэтому он и назначил меня руководителем группы джиу-джитсу! И знаете еще что: в тот день, увидав вашу игру, Азра, он сказал мне: «Поразительно! Это поразительно! Я не знал, что индийская драма достигла такой высоты и является настоящим искусством!..» Он сказал мне также: «Теперь я обязательно буду смотреть индийские кинофильмы». И вот вчера мы, под влиянием такого настроения, отправились смотреть «Сакунталу»! Да, Азра! Ваши танцы являются душой вашей драмы.
Шам прервал Муби:
– И ты даже не подумал о том, что я являюсь постановщиком этой драмы!
– Фате му! – насмешливо протянул в ответ ему Муби. Шам прыгнул в его сторону, Муби увернулся от него и бросился прочь. Они схватились среди зеленых зарослей кустарника. Муби пустил в ход один из приемов джиу-джитсу, затем бокс. Шам применил прием индийской борьбы, – и в мгновенье ока Муби оказался внизу, а Шам сидел на нем. Затем оба засмеялись и встали, отряхиваясь.
– Послушайте, Муби, – сказал Пракаш, – джиу-джитсу не помог вам.
– Учитесь индийской борьбе, дорогой, – добавил Шам. – Предложите это своему полковнику и возьмите меня обучать ваших солдат. Против индийской борьбы не устоит ни бокс, ни джиу-джитсу.
– Однако эта борьба не помогла вашей стране, – нанес Муби ответный удар. И он увидел, что попал в цель. Лица у всех омрачились, побледнели. Шам, который только что был таким веселым и беззаботным, стоял теперь, наклонив голову.
Азра тихо и серьезно сказала:
– Давайте сядем и выпьем чаю, а потом пойдем на берег реки, и там Провиз споет нам.
Все молча сели. Стояла глубокая тишина. Вокруг расстилался необъятный простор долины Отхаль Вари. Чудесная красота природы наполняла душу покоем. Под влиянием этой красоты Муби захотелось забыть все прошлое, забыть обо всем, что тревожило и навевало мрачные мысли… Он забылся и полностью отдался волшебному обаянию этой природы. Исчезло все, что железной паутиной опутывало душу и мысли. Все его существо прониклось очарованием красоты Отхаль Вари, но это очарование не было ни резким и острым, как яд, ни пьянящим, словно вино; это было чистое, радостное, безмятежное чувство. Оно давало новые силы, будило новые светлые мысли… Муби растянулся на земле под манговым деревом, забросив руки за голову и глядя на ряды раскидистых деревьев, огромные и яркие цветы которых, отражаясь в медленном течении реки, сверкали, словно разноцветные электрические огоньки. Тихо журчала река, напоминая мелодичную, чуть слышную песню; трепетали и переливались в ясной воде отражения пестрых цветов… И ему вспомнился танец Азры, вспомнилось, как она, ласково улыбаясь, кружилась в ореоле света. Такая знакомая улыбка!.. И эти рождественские восковые свечи, трепетным пламенем которых была освещ-гна сцена… Он не мог понять, почему лица двух индийских женщин, сидевших тут, рядом с ним, кажутся ему такими близкими и давно знакомыми… Почему вся эта страна будто знакома ему издавна?… Ему казалось, что эти люди связаны с ним кровными узами братства. Эти деревья, эта земля, эта грустная трава, эта река, цепи синих вершин Западных Гхатов на горизонте, которые, словно стройные девушки с кувшинами на голове, спускались в объятия тихой долины, – все казалось ему близким и родным с давних пор… Что это: Отхаль Вари или, может быть, Иерусалим?…
Вблизи над рекой сверкали золотом купол и крест белого храма. Да, все это так знакомо! Этот уединенный храм на берегу реки, этот пламенеющий вечерний закат, отражающийся в водах спокойной реки; эти крестьяне, медленно идущие за плугом на своих полях, разбросанных по берегам реки, – как же все это, знакомое ему уже целые столетия, могло до этих пор казаться чужим и неизвестным? Какая простая и родная сердцу картина: склонившиеся над плугом крестьяне, бесконечный простор, зеленые заросли кустов и деревьев, река, ясное золото зари вдалеке, и этот храм, исполненный святой тишины… О, почему во всей этой картине столько очарования, вдохновенной красоты, – почему, почему?…
Неожиданно Провиз сказал:
– Знаете, Муби, когда я смотрю на этот храм на берегу реки, у меня появляется невольное желание молиться…
– Молиться? Кому? – с насмешкой в голосе спросила Мумтаз.
– Шимми, Шимми! – закричал Муби. – Идите же быстрей сюда, вас восхитит это прекрасное зрелище!
Шам поодаль в кустах собирал полевые цветы. Он принес целую охапку цветов в платке и незаметно высыпал их на головы Мумтаз и Провиза. Схватив руки Мумтаз и Провиза, Муби быстро соединил их и, подражая священнику в храме, торжественно пропел несколько строк из венчального песнопения. Мумтаз быстро отдернула свою руку, и все рассмеялись.
Неподалеку от храма прошли вереницей маратские девушки с медными кувшинами в руках, направляясь к большому колодцу, расположенному около реки. По каменным ступенькам девушки спустились к самой воде. Их яркие одежды мелькали над зеркалом воды, словно разноцветные осколки упавшей с неба радуги…
Пракаш глубоко вздохнул и сказал:
– Когда женщина улыбается, то на каждом цветке начинает сверкать солнце, а родники звенят, словно серебряные колокольчики.
Хамид спокойно возразил:
– Глупости, мой мальчик! Где нет женщин! Все, что ты говоришь, – это лишь пыл твоего мужского воображения.
Азра большими укоризненными глазами взглянула на Хамида.
Девушки, неся на голове полные кувшины воды, пошли к деревне. Туда через долину вилась среди зеленых зарослей оранжевая тропинка. Легкая пыль, поднимаясь из-под босых загорелых ног, кружилась в воздухе. Внезапно звучным вдохновенным голосом Пракаш запел:
– Благодатна долина Отхаль Вари! Повсюду в ней сверкают хрустальные источники, а в земле ее растворен сахар. Поэтому вырастающий на ней сахарный тростник так сладок, а девушки так нежны и цветущи. Пойте песню об Отхаль Вари. Нет деревень прекрасней в нашем краю, чем деревня Отхаль Вари!