Муц-Великан
Шрифт:
И существо с крыльями бросило большой пакет в окно. Он попал изумленному Громовому-Слову прямо в руки, а крылатый почтальон продолжал рассказывать, сидя на карнизе окна.
— Письмо от великана, брат. Знай, мы теперь братья! Лилипуты и жители Страны Чудес вчера весь день братались. Весь день. Ах, как это было прекрасно! Весь день пели, плясали, ели сдобные булочки и запивали медом. Прощай, брат! Я хочу успеть перебраться через Бурные горы, пока еще не настала гроза.
Он нажал рукой что-то на спине, пропеллер завертелся, зажужжал, загудел — и окно опустело.
Засияло солнце, и Громовое-Слово снова увидел сверкающие башни столицы.
Он
Чем дольше он читал, тем длиннее вытягивалось у него лицо от изумления.
Муц подробно сообщал о кладе в Самоцветье и о великом братании на фронте. Он писал, как Буц уничтожил волшебную корону и что король после этого умер; как сломалась дубинка Буца и теперь лилипуты будут свободны и что они готовятся к возвращению домой и как Муц и Буц с ними не поедут, потому что они ранены в голову, и что они себя еще плохо чувствуют…
Каждая фраза письма начиналась с «И»… Заканчивалось оно, как и все письма Муца, огромной убийственной кляксой.
Днем по столице из уст в уста переходила весть, что летчик из Страны Чудес привез пакет Громовому-Слову, что король умер, что война окончилась и что лилипуты отпраздновали великий праздник мира со своими извечными врагами, дьявольским отродьем, проклятыми жителями Страны Чудес…
Вечером об этом уже говорили с содроганием толстосумы, а на другой день узнали и королевские советники во дворце. Они выслали двух полицейских — раздобыть этот зловредный пакет. Но Громового-Слова уже не было. Он не мог усидеть на месте и побежал навстречу возвращающемуся войску.
Прошло несколько часов, а Громовое-Слово все шел и шел. Башни столицы давным-давно уже скрылись у него из глаз.
Вдруг он увидел впереди густое облако пыли над дорогой. Он присел в придорожную канаву, чтобы переждать, пока уляжется пыльный вихрь. Но вместе с пылью до Громового-Слова стали доноситься какие-то звуки. Слышался приближающийся топот копыт и бряцание оружия. В серых клубах пыли показались сначала ноги двурогих, затем их морды, затем весь корпус — много двурогих. На них восседали бряцающие саблями всадники в синих, красных и желтых мундирах. Пена выступила на мордах животных, а всадники были залеплены грязью.
То были сыновья толстосумов, офицеры лилипутского войска, бежавшие от гнева солдат. Они мчались день и ночь и отдыхали за все время не более часа. Вот почему запыхались двурогие и усталой рысцой проплелись они мимо Громового-Слова, поднимая столбы пыли. Головы животных были устремлены прямо к столице — туда, где находились конюшни.
В тот же вечер офицеры добрались до столицы и разбрелись по отцовским виллам в пряничном квартале, который мирно дремал в зелени парков.
И в тот же вечер все бывшие в столице толстосумы тряслись в каретах, направляясь на совещание в пышный замок Сыра-в-Масле. Около ста представителей знатнейших родов заполнили голубой конфетный зал и слушали исполненную злобы и уныния речь первого королевского советника Полной-Чаши. До слуха двух полицейских, стоявших настраже у виллы, доносились отрывистые фразы:
— Кончилось с кладом в Самоцветье… Наши солдаты озверели… Нужно их успокоить… Принять с пряниками… Принц Пип должен стать королем… Волшебная корона пропала… Сделать новую…
Голос Полной-Чаши перешел в шопот: до полицейских долетали только неясные звуки, прерываемые тихими проклятиями.
На другое утро все толстосумы начали пилить, сколачивать и строить что-то на большой равнине перед северными воротами, а придворный ювелир получил заказ сделать новую корону.
Для нее сняли мерку с головы принца Пипа.
Армия возвращается домой
Пять дней пришлось маршировать лилипутской армии, чтобы добраться до столицы. Впереди тянулась кавалерия, за ней пехота, а позади — повозки с ранеными. Муца и Буца здесь не было. Они так увлеклись танцами, играми и забавами во время братания войск, что на другой день их раны сильнее давали себя чувствовать. Поэтому их обоих пришлось оставить в Стране Чудес.
Зато с возвращающимися лилипутами шел другой — Громовое-Слово. Он был бодр, как двадцатилетний юноша. Глаза горели, как прежде, и он несколько раз просил повторить ему рассказ о том, как раскрыл Муц ложь толстосумов и как Буц уничтожил корону.
Женщины, старики и дети, которые стеклись со всех сторон и длинными вереницами направлялись в столицу, пожимали плечами. Они не могли постичь, как это все произошло. Многие из них бегали между рядами солдат, разыскивали отцов, братьев и сыновей, но не находили их и, узнавали, что те пали в бою, — они плакали и проклинали толстосумов.
А вооруженные лилипуты глядели злобно, видимо, хорошо зная, что им предстоит делать. Они нахмурились, когда проходили мимо королевских табличек, в траурных рамках с черными крестами посредине. Но они еще больше нахмурились, когда показались сахарные башенки столичного квартала толстосумов и когда им навстречу вышла дюжина разодетых в парадную форму полицейских с учтивым видом.
Полицейские поклонились и вежливо сообщили:
— Королевские советники приглашают возвращающихся воинов — для достойного чествования настоящего дня — сделать привал часа на два на городском лугу. Королевские советники намерены сообщить народу нечто весьма важное.
— А мы сообщим им кой-что поважнее! — ответили лилипуты. — Передайте своим барам: — кой-что поважнее!
Такой уймы народу еще никогда не видали башни столицы.
Вся широкая равнина перед северными воротами была разукрашена гирляндами и флагами. Посреди нее возвышалась трибуна для ораторов, утопавшая в венках и флагах и покрытая синей материей. Вокруг трибуны расположились войска и окрестные, жители — женщины, старики и дети.
Они доедали остатки пряника, который толстосумы роздали всем по кусочку.
Но ни один толстосум не показывался. Еще на рассвете они вместе со своими семьями, забрав все свое добро, скрылись в Беличий бор, во главе с королевой Пипиной. Они страшились народной армии, которая прогнала своих офицеров и расположилась у столицы, наводя жуть своим спокойствием.
Многие женщины и дети рыдали, вспоминая своих убитых отцов и братьев, похороненных на полях сражений. Другие, наоборот, радовались, смеялись и ликовали, обнимая вернувшихся бойцов. Но у последних с лиц не сходила злоба.