Мучительные перевоплощения Симэнь Нао

Янь Мо

Оглушительный взрыв, вспышка огня – и мозг Симэнь Нао разбрызгался на мосту по круглым камням, величиной с тыкву, распространив вокруг себя отталкивающий запах. Вспомнив об этом, я опять расстроился. Я тогда не смог оправдаться, потому что они не позволили мне сказать хоть что-то в свою защиту. Боритесь с землевладельцами, разбивайте их собачьи головы, вырывайте самую высокую сорную траву и выдергивайте самые длинные волоски! Если вы хотите кого-то осудить, основание всегда найдётся. «Мы сможем сделать так, что ты умрешь убежденным в своих преступлениях», – так говорил Хун Тайюэ, однако он не дал мне ни одного шанса для защиты. Хун Тайюэ, твоим словам нельзя верить, ты нарушил обещание.

Он подбоченясь стоял в дверях напротив Лань Ляня, олицетворяя саму власть, от макушки головы до ступней ног.

И хотя в моем недавнем воспоминании он, с погремушкой в руках, подобострастно кланялся передо мной, я, раненый осел, боялся его. Каких-то два метра отделяли моего хозяина от Хуна Тайюэ. Мой хозяин родился в нищете, был пролетарием до мозга костей, но за его сомнительные отношения со мной, как приёмного сына с названным отцом Симэнь Нао, власть относилась к нему с подозрением. Хотя, конечно, в конце концов, он повысил уровень своего классового самосознания, встал в авангард борьбы против меня и тем самым восстановил свое доброе имя бедного крестьянина. А потому и получил долю усадьбы, землю и жену.

Некоторое время оба мужчины стояли невозмутимо напротив друг друга. Первым заговорил мой хозяин:

– Кто дал тебе право калечить моего осла?

– Если ты снова позволишь ему грызть дерево, я тут же застрелю его! – грубо отрубил Хун Тайюэ, похлопывая кобуру на боку.

– Это же животное, не надо с ним обращаться так жестоко!

– А я вот думаю, что люди, которые пьют воду, но забывают об источнике, забывают и откуда они родом. Они хуже животных!

– Что ты имеешь в виду?

– Лань Лянь, выслушай внимательно все, что я скажу. – Хун Тайюэ сделал шаг вперед и направил вытянутый палец, словно дуло пистолета в грудь моего хозяина. – После победы земельной реформы я советовал тебе не жениться на Инчунь. Хоть она и из бедного рода, у неё, допускаю, не было другого выбора, как отдаться на милость Симэнь Нао. И, кроме того, я полностью одобряю правительственную политику, что повторный брак вдов – похвальное дело. Но ты, как представитель обедневшего класса, должен был бы взять себе в жены вдову Су из западной окраины села. После смерти мужа она осталась без дома и без единого клочка земли, поэтому была вынуждена зарабатывать на жизнь попрошайничеством. Но хотя ее лицо рябое, всё в оспинах, она принадлежит к пролетариату, то есть, к нам с тобой, и могла бы поддержать твоё звание преданного революционера. Однако ты не прислушался к моему совету и почему-то захотел жениться на Инчунь. Учитывая то, что у нас существует свобода брака, я не стал нарушать государственное постановление и смирился с твоим выбором. Но, как я и догадывался, уже через три года твой революционный пыл полностью выветрился. Ты – политически отсталый эгоист, хочешь разбогатеть и жить роскошнее, чем твой бывший хозяин Симэнь Нао. Ты настолько развратился, что рано или поздно станешь подлым врагом народа! Если, конечно, не одумаешься!

Какое-то время мой хозяин, словно окаменев, смотрел ошарашенно на Хун Тайюэ, а потом, переведя дыхание, спросил:

– Уважаемый Хун, поскольку вдова Су имеет столько привлекательных качеств, то почему ты не берешь ее себе в жены?

От этих мягких и невинных слов Хун Тайюэ на минутку остолбенел и потерял дар речи, а когда наконец пришел в себя, то, не отвечая конкретно на вопрос, властным тоном сказал:

– Лань Лянь, я пришел сюда не для того, чтобы играться с тобой. Я представляю партию, правительство и бедноту села Симэнь. Даю тебе последний шанс спастись. Надеюсь, что ты остановишься на краю пропасти и вернешься на правильную дорогу и повернешься лицом к нам. Мы готовы простить тебе твою слабость и позорную историю добровольного рабства в роли слуги Симэнь Нао, а также не изменим твоего классового статуса наемного сельхозработника из-за твоего брака с Инчунь. Статус наемного работника – это вывеска в золотой рамочке, и ты не должен дать ей заржаветь и запылиться. Я официально довожу до твоего сведения, что хотел бы, чтобы ты присоединился к кооперативу, приведя с собой своего непослушного и скандального осла, тачку, плуг и другой инвентарь, которые получил во время земельной реформы, вместе с женой, детьми, включая приёмных Цзиньлун и Баофэн, детей твоего бывшего хозяина, а не оставался единоличником.

Перестань добиваться самостоятельности, потому что, как говорят люди, даже упрямый краб переплывает через реку по течению, а умный человек шагает в ногу со временем. Не будь таким глупым и не валяйся камнем на дороге новой жизни. Мы убедили и уговорили сотни тысяч людей, похожих на тебя. Я, Хун Тайюэ, позволяю коту спать между моих ног, но не допущу, чтобы ты хозяйничал единолично у меня перед глазами! Ты понял всё, что я сказал?

Хун Тайюэ закалил свою глотку во время своих мошеннических выступлений на базаре под звуки медных колец, нанизанных на кость. Было бы просто абсурдом, если бы человек с таким пронзительным голосом и красноречием не стал начальником. Почти завороженный его речью, я наблюдал, как он высокомерно поучал моего хозяина, и хотя он сам был на полголовы меньше ростом, мне он казался гораздо выше хозяина. Его упоминание о Цзиньлуне и Баофэн несказанно испугало меня, потому как Симэнь Нао, спрятавшийся в теле осла, беспокоился о судьбе своих кровных потомков, оставленных на произвол судьбы в бурном, беспокойном мире. Ведь Лань Лянь мог быть не только их защитником, но и, увы, мог принести большое несчастье.

И именно в этот момент моя бывшая любовница Инчунь – я отчаянно пытался забыть, что когда-то она спала в моей постели и родила мне мальчика и девочку – вышла из западного крыла дома. Перед тем, как появиться на улице, она, наверное, глянула в половинку разбитого зеркала, висевшего на стене, и привела в порядок свою внешность. На ней была синяя кофта из легкой хлопчато-бумажной ткани, просторные черные брюки, синий фартук с белыми цветами на нем и такого же цвета платок. Все было подобрано умело и со вкусом. Ее похудевшее лицо освещало солнце, а лоб, глаза, рот и нос вызвали в моей памяти непрерывный ряд воспоминаний. Она была хорошенькой женщиной, настоящей жемчужиной, которой хотелось любоваться. Лань Лянь, у тебя, поганец, хороший вкус! Ты ни за что на свете не взял бы в жены рябую вдовушку из западной окраины села.

Инчунь подошла к Хун Тайюэ, низко поклонилась и сказала:

– Уважаемый брат Хун, вы – великий человек, не обращайте внимания на такие мелочи. Вам не стоит опускаться до уровня этого упрямца.

Я увидел, что застывшее лицо Хун Тайюэ моментально размякло. Как человек, который слезает с осла, когда дорога резко круто идет вниз, он, воспользовавшись возможностью, сказал:

– Инчунь, я хорошо знаком с историей вашей семьи. Вы оба можете вести себя неблагоразумно в трудную минуту, но не забывайте про детей, у которых впереди долгая жизнь, подумайте об их интересах. Через лет восемь-десять, оглянувшись назад, ты, Лянь Ляню, поймешь, что мои слова, сказанные сегодня, – были неоценимым советом для тебя, твоей жены и детей.

– Уважаемый брат Хун, я понимаю ваше доброе намерение, – ответила Инчунь, дергая Лань Ляня за руку. – Немедленно проси прощения у уважаемого брата Хуна. Пойдем домой и поговорим о вступлении в кооператив.

– Не о чем говорить! – ответил Лань Лянь. – Если даже братья делят между собой семейную собственность, то что хорошего в том, чтобы совсем чужие люди вместе ели из одного котла?

– Ты действительно упрямый и тебя ничем не проймешь, – вздохнул возмущенный Хун Тайюэ. – Хорошо. Ты можешь оставаться единоличником, не вступая в наше общество. Но подожди, сам убедишься, кто сильнее – наш кооператив или ты. Пока что я уговариваю тебя, убеждаю с добрыми намерениями, но рано или поздно наступит день, когда ты упадешь перед нами на колени и будешь проситься вступить в члены кооператива. И этот день, будь уверен, уже совсем недалеко!

– Я никогда так не поступлю! И не упаду перед вами на колени! – сказал Лань Лянь, нахмурившись. – В правительственном постановлении написано: «Вступление в кооператив – добровольно, а выход свободный». Ты не можешь заставить меня!

– Ты – вонючее собачье дерьмо! – взорвался Хун Тайюэ.

– Уважаемый брат Хун, пожалуйста...

– Перестань называть меня «братом»! – сказал Хун Тайюэ пренебрежительно и словно с отвращением к Инчунь. – Я – партийный секретарь, сельский председатель и по совместительству сотрудник сельской службы общественной безопасности!