Мудрость отца Брауна (рассказы)
Шрифт:
– Да кто вы такой, черт возьми? – возопил Ашер, внезапно сев очень прямо.
– По-моему, фамилия этого джентльмена – Тодд, – заявил священник. С этими словами он взял со стола газетную вырезку и сказал шерифу: – Боюсь, вы плохо читаете прессу, – после чего монотонно стал бубнить: – «…или эту тайну хранят самые богатые и одновременно самые веселые из столпов нашего общества. Ходят слухи, что они сговорились пародировать представителей наших обездоленных социальных низов». Вчера вечером в поместье «Пруд пилигрима» состоялся «Большой трущобный обед», во время которого исчез один из гостей. Мистер Айртон Тодд, как и подобает хорошему хозяину, проследил дальнейший его путь до этого дома, мистер Ашер. Он
– Чей путь?! О ком вы говорите?
– О мужчине в нелепых лохмотьях, который на ваших глазах бежал по вспаханному полю. Не пойти ли вам его проведать? Ему, должно быть, не терпится вернуться к недопитому шампанскому, в дом, от которого он с такой скоростью убегал, чуть завидев вдали каторжника с ружьем.
– Вы что, на самом деле хотите сказать… – начал было шериф.
– Знаете, мистер Ашер, – спокойно молвил отец Браун, – вы ведь сами заявили, что ваша машина не ошибается, и в известном смысле так оно и было. Однако ошиблась другая машина – та, которая управляла первой. Вы решили, что человек в лохмотьях подскочил при упоминании имени лорда Бекасла потому, что он его убил. На самом же деле это произошло по той причине, что он и есть лорд Бекасл.
– Так какого дьявола он это скрывал? – вопросил шериф и удивленно уставился на священника.
– Он понял, что вел себя не по-аристократически – струсил, да еще бежал, – ответил отец Браун. – Так что первым его побуждением было скрыть свое имя. Впрочем, он уже собрался вам его сообщить, когда… – тут священник смущенно потупил взор, – …когда та женщина назвала его другим именем.
– Да вы что, совсем спятили? По-вашему, лорд Бекасл и есть Дурманщик Дэвис? – спросил очень бледный шериф.
Отец Браун посмотрел на него с серьезным видом, и лицо его при этом было совершенно непроницаемым.
– Ну, я ведь этого не сказал, – отозвался он. – Все в ваших руках. Из этой розовой газетной вырезки следует, что титул он получил недавно, но на газеты ведь полагаться нельзя. Там говорится также, что юность свою он провел в Америке, но ведь вся эта история совершенно неправдоподобна. Как Дэвис, так и Бекасл – порядочные трусы, но ведь трусов на свете много. Я бы не стал в данном случае делать чересчур поспешных выводов. Однако хочу сказать вот что, – задумчиво продолжал священник, и голос его зазвучал еще тише: – Мне кажется, вы, американцы, чрезмерно скромны. Идеализируете вы нашу английскую аристократию – она кажется вам слишком уж благородной. Когда вы видите благообразного англичанина в смокинге и знаете, что этот человек – член палаты лордов, вам сразу же приходит в голову, что он всего достиг только за счет родителей. Упускаете вы из виду нашу национальную черту – способность держаться на плаву, а при удобном случае выбираться на берег успеха. Многие из наиболее влиятельных наших граждан выдвинулись совсем недавно, но…
– О, довольно, довольно! – ломая руки, как грешник в аду, взмолился Ашер, поджариваемый на нестерпимо жгучем пламени иронии.
– Да хватит вам болтать с этим помешанным! – яростно взревел Тодд. – Отведите меня к моему другу.
На следующее утро отец Браун снова появился в кабинете шерифа. В руке у него была еще одна розовая газетная вырезка.
– Боюсь, вы пренебрегаете чтением светской хроники, – проговорил он, кладя вырезку на стол. – Между тем, эта заметка может вас заинтересовать.
Ашеру бросился в глаза заголовок: «Заблудившиеся участники застолья у Тодда Очередного Фортеля».
В заметке было напечатано:
Вчера вечером у гаража Уилкинсона произошел забавный эпизод. Дежурный полисмен заметил человека в одежде каторжника, который с самым невозмутимым видом садился за руль новенькой машины марки «Пэнхард». С
16.
…в подобных же deshabille. – Здесь: туалетах (франц.)
Под этой заметкой Ашер обнаружил еще одну. Заголовок гласил: «Ошеломляющее бегство дочери миллионера с каторжником после «Большого трущобного обеда». Парочке удалось скрыться».
Шериф поднял голову, но отца Брауна в комнате уже не было.
Ошибка машины
Однажды под вечер Фламбо и его друг священник сидели в Темпл-гарденс, и то ли из-за соседства адвокатских контор, то ли по какой иной причине, речь у них зашла о законности в судопроизводстве. Сперва они говорили о злоупотреблениях при перекрестном допросе, затем – о древнеримских и средневековых пытках, о французских следователях и, наконец, об американских допросах третьей степени.
– Я недавно читал, – сказал Фламбо, – об этом новом психометрическом методе, о котором столько разговоров, особенно в Америке. Ну, вы знаете: на запястье укрепляют особое устройство и следят, как бьется сердце при произнесении тех или иных слов. Какого вы об этом мнения?
– Что же, – ответил отец Браун, – это интересно. Знаете, в средние века считали, что раны на теле убитого кровоточат, если к нему прикоснется убийца.
– Неужели, по-вашему, – удивился его друг, – эти методы равно достоверны?
– По-моему, они равно недостоверны, – ответил Браун. – И у живых, и у мертвых кровь течет или не течет по самым разным причинам. Да пусть она что угодно вытворяет, пусть потечет хоть вверх по Монблану – я все равно не пролью человеческую кровь по такой причине.
– Однако же, – возразил Фламбо, – этот метод одобрили виднейшие американские ученые.
– Ученые так сентиментальны! – воскликнул отец Браун. – Американские – и подавно! Кому, кроме янки, придет в голову строить доказательства на биении сердца? Они чувствительны, как тот простак, который думает, что женщина в него влюблена, если она краснеет. Гадание по крови, по кровообращению, открытому бессмертным Гарвеем, – дело пустое.
– Однако, – настаивал Фламбо, – этот признак на что-то же указывает!
– Палка тоже на что-то указывает, – отвечал его собеседник, – и все же она может подвести, другой-то ее конец указывает в другую сторону. Все зависит от того, каким концом держать палку. Я когда-то видел такой эксперимент и теперь настроен недоверчиво.
И он поведал историю своего разочарования.
Это произошло лет двадцать назад, когда отец Браун был духовным пастырем своих единоверцев в одной из чикагских тюрем, ирландское население которой проявляло не меньшую способность к покаянию, чем к преступлению, так что без дела он не оставался. Начальником тюрьмы был отставной сыщик по имени Грейвуд Ашер, тощий и вежливый философ в американском стиле, у которого суровое выражение иногда, как-то вдруг, сменялось виноватым. К отцу Брауну он относился с несколько снисходительной симпатией, и тот симпатизировал ему, впрочем, не одобряя его теорий. Теории эти были до крайности сложны, и Ашер исповедовал их с крайней простотой.