Муля, кого ты привез? (сборник)
Шрифт:
Если бы я согласилась приехать, он, безусловно, стал бы ко мне приставать, и не исключено, что я попала бы в поток его случайных связей. Ужас. И тем не менее я продолжала о нем думать. Что-то меня тянуло. Может быть, я хотела объясниться. Сказать, что я не подсадная утка, а глубоко порядочная особь, тонко чувствующая оттенки его талантливой мятежной души.
Что-то говорило мне, что Алексей – парус одинокий в тумане моря голубом, и хотелось стоять на берегу и махать белым платком, чтобы парус не сбился с пути, не утонул.
В
Я вошла в ресторан и заказала цыпленка табака под чесночным соусом. Сидела и ждала, оглядывая зал. И вдруг увидела Его. Я узнала его по спине и по затылку. За его столом сидели писатели-деревенщики, плохо одетые и не очень хорошо мытые. Простые, много пьющие мужики, страдающие о судьбах русской деревни. Вся компания о чем-то напряженно спорила и довольно быстро напивалась. Это было понятно по их размашистым жестам. Алексей поворачивал голову, и тогда мне был виден его профиль – агрессивный, мальчишеский.
Ко мне подошла Верка – жена литературного начальника. У нее в ушах, как чешские люстры, висели бриллиантовые серьги. Она подошла ко мне с единственной целью: показать свое богатство.
Такие украшения отвлекают от лица. Я смотрела на то, как качаются Веркины подвески. Она что-то спросила для приличия, я ответила. Она мне мешала, поскольку загораживала Алексея, и я ждала – когда она отойдет. А Верка ждала, когда я прокомментирую ее серьги в ушах.
– Ух ты… – произнесла я.
Этого было достаточно, Верка отошла.
За столом Алексея тем временем произошли большие перемены. Все четверо вскочили на ноги и стали драться. Им было удобнее драться стоя. Трое деревенщиков стучали кулаками по Алексею, норовили попасть ему в лицо и попадали. А Алексей уворачивался и тоже посылал кулаки ловко в цель. Кто-то в зале кричал: «Милицию!», «Безобразие!».
Я не думая подскочила к Алексею и крепко обхватила его двумя руками. Он вырывался. Я ему мешала. Он не видел меня, поскольку я стояла у него за спиной.
– Успокойся, – сказала я ему в затылок. – Кулаками ничего не докажешь. Зло порождает зло. Тебя просто отметелят, и все.
Он вдруг замер.
– Я тебя узнал. Это ты, – проговорил Алексей, не оборачиваясь.
– Да. Это я.
– Я тебя ждал. Я прошу тебя: не исчезай. Мне спокойно, когда ты у меня за спиной.
Алексей резко обернулся. Мы смотрели друг на друга глаза в глаза.
– А ты красивая, – поразился он. – Ты это знаешь?
– Еще бы, – ответила я.
– А зачем ты мне наврала?
– По сценарию…
– Сценарий будет новый…
В зал вбежали два милиционера. Один был в возрасте и жопастый, второй – молодой и стройный. Деревенщики быстро вернулись за стол, демонстрируя свою непричастность. Милиционеры ухватили Алексея за руки и повели из зала.
– Не исчезай! – крикнул Алексей.
Я стояла в растерянности, а потом помчалась следом.
Я достала номерок, и гардеробщик долго разыскивал мое пальто.
Пока я одевалась, пока выскакивала на улицу, Алексея уже затолкали в ментовскую машину, и я увидела, как она тронулась.
Я остановила такси и поехала следом. Ехать пришлось недолго. Отделение милиции находилось за углом. Я стала рассчитываться. Удобных денег не было, шофер долго ковырялся, отыскивая сдачу. Я не стала ждать, выскочила из машины. Алексея нигде не было видно, его уже увели.
В помещении ментовки тоже было пусто. За окошечком сидел белобрысый лейтенант.
– А куда вы дели писателя? – спросила я.
– Мы никого никуда не деваем. Что вы хотите?
– Я свидетель. Алексей не виноват. Он очень талантливый. Таких людей надо беречь. Вы просто не знаете…
– Знаем, и очень хорошо. Его за эту неделю третий раз приводят. И каждый раз он не виноват.
– Он просто не терпит лжи и фальши, – сказала я. – Он протестует. Чистая натура.
– А вы ему кто? Адвокат?
– Я ему всё. Кто у вас главный?
– Степанов.
– Пустите меня к Степанову.
– Он на выезде. Ждите.
Я села и стала ждать.
На каком выезде Степанов? Может быть, у своей любовницы. Сколько мне ждать?
Сколько надо, столько и буду.
Я села на жесткое деревянное кресло и погрузилась в ожидание как в анабиоз. Мало того что он пьяница и бабник, он еще и дебошир. Как будто нет порядочных парней. Но порядочные – как правило, серые и безликие, это так скучно.
Вокруг меня – стены, выкрашенные дешевой зеленой краской, ничтожная мебель… Убогая атмосфера казенщины. Хотелось отсюда вырваться, но я сидела. Ждала.
Чего, спрашивается?
500 евро
Я вышла замуж за москвича и переехала из Ленинграда в Москву. Мне было двадцать два года.
Первое время мы с мужем жили у его родителей в коммуналке. Родители – комсомольцы тридцатых годов, идейные, бескорыстные, а значит, бедные. Грубая прямая бедность глядела изо всех углов. Революция ничего им не дала. Само собой разумелось, что они должны революции, а революция им не должна ничего. И даже говорить о материальных благах считалось неприличным.
Тем не менее нам с мужем надо было как-то строить свою жизнь, покупать кооперативную квартиру, рожать детей – все как положено.
Это были времена застоя. Все делалось по блату. Моя знакомая научила меня доставать хорошие продукты. Надо было спуститься в подвал магазина, подойти к рубщику мяса, заплатить ему деньги в обход кассы, и он отрубал кусок мяса невиданной красоты: свежий, розовый, с маленькой круглой сахарной косточкой, как на натюрмортах голландцев. Бери и рисуй.
А наверху в мясном отделе стояла очередь, и им оставались заветренные кости.