Муму. Гладиатор
Шрифт:
Болдигов не стал ее слушать и пошел дальше. Эта эсэмэска все никак не выходила из головы.
Впрочем, может, он зря беспокоится? Мало ли какие там вопросы? Может, им бумажку надо сделать или справку подписать? Или этот Глинский продолжает брыкаться?
«Да, попал парень, что называется, под раздачу, – подумал он. – Такой был… блаженный! Хоть с него иконы пиши. Но у жизни свои правила: или ты, или он».
Болдигов выбрал второй вариант. Выбрал, даже не раздумывая, и поэтому остался в своем кресле, а Глинский теперь хлебал баланду.
Известие
В тот октябрьский вечер Болдигов возвращался домой уже затемно. В машине работало радио. Какой-то майор полиции клялся, что преступление, «оскорбляющее дух русского народа», будет раскрыто уже в ближайшие дни. Болдигов не верил. Он еще не знал, каким именно образом это произойдет.
Поставив машину на стоянку, он размеренной походкой пошел к подъезду и не заметил, как старая «Волга», стоящая у его подъезда, кряхтя, сдвинулась с места.
«Вы задержаны» – гулом пронеслось у него в ухе. В это время двое рослых юнцов уже затащили его на заднее сиденье.
Потом были два часа в неотапливаемом «обезьяннике». Болдигов сморкался и, чуть ли не плача, просился позвонить домой. Сержант отвечал исключительно матом и не пускал даже в туалет. Болдигов не привык, чтобы им командовал какой-то отморозок со средним образованием. Но основное унижение было впереди. Почти в полночь дрожащего и сонного Болдигова потащили на допрос.
– Ну при чем, при чем здесь я? – вопил он истеричным голосом. – Ну у меня же алиби есть! Я вчера провел весь вечер с друзьями, мы в баню ходили!
– С твоими друзьями мы побеседуем, – ухмыльнулся майор. – Так что считай, у тебя нет алиби.
Болдигов закрыл лицо руками и взвыл. Майор толкнул его, чуть не свалив со стула, и произнес приглушенным голосом:
– Слезами, сука, горю не поможешь. Ты пойми: у нас установка есть. И дело мы должны раскрыть быстро, хорошо и красиво. А то общество и так не доверяет российской полиции. Хотя должно доверять, понял, да? И будет доверять – когда мы такую жирную суку, как ты, запрячем лет на десять. Поэтому ты сам же и признаешься во всем, понял?
Вскоре после этих слов Болдигову и предоставили выбор: или он, или…
Напуганный Болдигов был согласен подписать договор хоть с дьяволом. Майор достал лист бумаги и начал составлять протокол допроса. К утру была написана история, которая выглядела вполне правдоподобно.
На работу Болдигов отправился прямо из отделения – невыспавшийся, голодный, небритый. Прямо у входа он лицом к лицу столкнулся с Глинским.
– Как дела у молодых ученых? – Болдигов выдавил из себя радушную улыбку. – Что ж, желаю успехов в нелегкой вашей работе! А как семья? Когда у вас там планируется пополнение?
К вечеру полило как из ведра. И это был совсем не тот приятный майский дождь, о котором любят писать
Фары автомобиля прорезали диагональную стену воды. Болдигову казалось, что эта стена вот-вот станет твердой, а затем упадет на него и раздавит.
Дача у него была километрах в пятидесяти от Москвы. Дорога туда вела не ахти какая. Да и у въезда на Ярославское шоссе, как обычно в такое время, образовался километровый затор.
Пробка рассасывалась медленно – как ни крути, конец рабочего дня. Все эти два часа Болдигов активно вспоминал маму того майора, который погнал его в такую даль. Поужинать толком он так и не успел, и это сильно его расстраивало.
Выехав наконец из Москвы, Болдигов почувствовал невероятное облегчение, но ехать по хорошему шоссе ему оставалось всего двадцать километров. Дальше его снова ждали злоключения.
Свернув с Ярославки, он двинулся по узенькой гравийке, вконец раздолбанной колесами тракторов. За окном иногда проплывали темные покосившиеся деревенские домишки. Места вокруг были глухие.
«Интересно, а откуда он знает, где моя дача? – подумал вдруг Болдигов. – Хотя вопрос, конечно, дурацкий. Эти всё знают. Лучше с ними не ссориться».
Ага, вот и знакомый поворот. Дорога плавно огибала озеро, в котором так любил рыбачить Иван Ефимович. Над темными камышами завис маленький ломтик предзакатного солнца, напоследок показавшийся из-за туч.
Свою дачу Болдигов называл имением. Это действительно была старая дворянская усадьба, которую в начале XX века выстроил некий Лаврентий Крамлин, отставной полковник и бывший член суда присяжных. Здесь, на берегу тихого озера Северное, он надеялся дожить свои дни, попивая вишневый ликерчик вдалеке от суеты и забот. Но пришел шальной семнадцатый год, и местные мужички, одним разом влив в себя годовой запас ликерчика, на радостях утопили барина в том самом тихом озере.
В небольшом, но изящном домике покойного Крамлина, построенном в стиле модерн, по советской традиции разместили мехдвор. А когда все тракторы заржавели, а солярка была разворована, его пришлось закрыть, и дом опустел.
Но времена снова изменились, и контра наконец победила. Скромному научному сотруднику Болдигову как раз в то время подвернулась крупная взятка (он помог вывезти за границу несколько картин Репина). И полученные денежки он решил вложить в свою мечту: заиметь дачу. И не просто дачу, а настоящую загородную резиденцию.
Болдигов выкупил заброшенное имение почти задаром, пообещав, что его отреставрирует. Затем он прикинул, что намного дешевле будет снести старый дом до фундамента, а затем построить на его месте что-то похожее. К счастью, оставшихся у него денег хватило, чтобы договориться с чиновниками и уладить все формальности. И теперь дача Болдигова стала главной его любовью и хобби. Он проводил здесь каждый отпуск. А иногда специально выписывал себе командировки в какой-нибудь Южно-Митусинск, чтобы рвануть сюда на внеурочную недельку и насладиться охотой, рыбалкой и одиночеством.