Шрифт:
Погодин Радий Петрович родился в 1925 году в деревне Дуплево Калининской области. В 1927 году семья Погодина переехала в Ленинград. До начала Великой Отечественной войны Р. П. Погодин закончил 8 классов школы. В конце 1941 года был эвакуирован с матерью из блокадного Ленинграда на Урал. Жил там в детском доме, работал кочегаром, монтером, помощником мельника. В 1942 году ушел на фронт и находился в рядах 2-й гвардейской танковой армии до конца войны, командовал экипажем бронетранспортера. После войны работал слесарем-сборщиком, мастером на ленинградском заводе
«Муравьиное масло» — первая книга Р. П. Погодина.
В книгу входят семь рассказов, разных по характеру: есть среди них чисто юмористические, где в центре стоит смешной эпизод, забавный случай, происшедший с ребятами; есть лирические и, наконец, приключенческий, давший название всему сборнику.
Действие рассказов происходит в наши дни. Перед читателем раскрывается светлый детский мир, предстают ребята — озорные, порою трогательные, мечтающие о больших и славных делах.
Мороз
Мороз все зажал в свой ледяной кулак. Дома, казалось, теснее прижались друг к другу. Словно вымазанные известкой, белели никогда не замерзавшие стекла витрин. Кусты в сквере топорщились колючими снежными шипами. Воздух стал жестким, а затаившийся под холодными арками ветер появлялся на улице только вслед за автобусом или стремительной легковушкой.
Толик вышел с Петькой Шапкиным из школы и тотчас сморщился:
— Ух ты!.. Холодина! Даже в носу щиплет.
— Морозик, — задрав кверху голову, заявил Петька. Он сощурил глаза, внимательно оглядел небо. — Вот завтра завернет, носа на улицу не покажешь!
— Не завернет, — возразил Толик. — Балтийское море… Мороз долго не держится. — Подбородок у Толика мелко дрожал, сам он сгорбился, засунул руки в рукава и, зажав портфель под мышкой, пританцовывал вокруг солидного широколицего Петьки.
— Много ты знаешь, — снисходительно заявил Петька: — Балтийское море… А смотри, небо над крышами зеленоватое и дым свечкой стоит!
— Пускай стоит, — пробормотал Толик в воротник, — а у меня уже руки отваливаются.
— Закаляться нужно было. — Петька сунул приятелю свои толстые меховые рукавицы. — Возьми, живо согреются… Да ты бей рука об руку, не стой, как мокрая курица.
Пока Толик хлопал себя и по бокам и по груди, отогревая застывшие пальцы, Петька подбежал к обледенелой стене школы и ногтем вывел:
«Завтра занятий не будет. Мороз», — подул в кулаки, глянул еще раз на небо и крикнул: «Пусть мои уши отмерзнут, если вру!»
— Т-точку поставь, — простучал зубами Толик. Ребят то и дело обгоняли прохожие. Все отчаянно торопились. Один Петька шел не спеша; щеки его алели, изредка, будто невзначай, он передвигал шапку с одного уха на другое. Толик тер рукавицами щеки и приговаривал:
— Ух… продрог… Д-даже… с-спину… ломит!
— Ага, — захрипел Петька, храбро вытягивая посиневшую шею, — еще не верил, что завтра мороз… Вот бы тебя в тайгу.
— А з… зачем мне туда?
— Чтобы там одним сугробом больше стало, — засмеялся Петька. — Приходи ко мне.
— Мерзнуть-то, — ответил Толик, вбегая в парадную.
— Печку затопим! — крикнул ему вдогонку Шапкин. Откуда-то с верхнего этажа вместе с грохотом каблуков до него донеслось: «Без меня не начинай». А звонкое эхо, словно в насмешку, прокричало у чердака: «Ай!.. Ай!..»
Приятели жили рядом, но к Петьке Толик попал поздно. Мама убирала квартиру и заставила его натирать пол.
— В двенадцать бы еще пришел! — встретил Толика Шапкин. — Я уже в айсберг превратился… В дрейфующую льдину… Что это у тебя? — ткнул он приятеля в торчавшие из-за пазухи тетради.
— Арифметика и естествознание…
— А… Завтра, — махнул рукой Петька. — Идем, я тебе индейский способ растопки покажу: при любом ветре одной спичкой!
— Тебе мама растопит, — ухмыльнулся Толик.
— Мне? — Белые Петькины брови возмущенно столкнулись на переносице. — Да ты знаешь, какая у меня мама? Она… Она мне, как себе, доверяет. — Светлая полоска насупленных бровей разошлась. — Она после работы в вечерний институт поехала. Намерзнется, — добавил он неожиданно теплым голосом. — А мы печку затопим. Приедет — тепло.
В печке уже лежали сложенные костром дрова. Петька встал на колени, взял пучок тонких лучинок, приготовленных на растопку, и настрогал их по-особенному — елочкой.
— Делай ветер! — скомандовал он Толику, воткнув лучинки между поленьями. Толик неистово замахал у Петькиного плеча тетрадками.
— Ты меня не обмахивай, я еще не вспотел. На дрова дуй.
Петька чиркнул спичку и тотчас спрятал огонек, сложив ладони фонариком. Огонек трепетал в ладонях, а ловкие Петькины пальцы светились… Лучинки вспыхнули. Огонек, как живой, побежал по ним дальше, дальше, к дровам.
— Здорово! — восхищенно прошептал Толик. — Как это ты?
— Ветер давай! — прикрикнул Петька. — Разговоры потом.
Толик снова замахал. Огонь крепко вцепился в сухие бока поленьев, защелкал, загудел, унося в трубу красные хвосты искр.
— Что, видал? Я в любую погоду костер разожгу.
— И в дождь?
— И в дождь, — уверенно кивнул Петька. Он пошел к выключателю, погасил свет. — Ишь, гудит, как настоящий… таежный. Ты побудь, я сейчас, мигом…