Мурка, Маруся Климова
Шрифт:
– Он не был чекист, в этом все дело. Ася говорила, Константин Ермолов не был создан для того, чтобы совершать подлости. И когда он совершил подлость, его душа кончилась. Он участвовал в какой-то секретной операции чекистов в Белоруссии. Они искали сокровища князей Радзивиллов. Ты никогда не слышала про них? Это очень известная в Европе семья, польские магнаты. У них был родовой замок в Несвиже, возле Минска. Даже в Лувре есть какие-то произведения искусства, которые удалось оттуда вывезти, когда Несвиж захватили большевики. Насколько я понял, для того чтобы получить эти сокровища Радзивиллов, чекисты использовали любовь.
– Как? – не поняла Маруся. –
– Константина Ермолова полюбила какая-то девушка. Кажется, очень молодая и наивная. Эти подробности я уже не совсем знаю, – сказал Марко. – Думаю, Ася тоже их не совсем знала. Ей только было известно, что эту девушку звали Христина, а больше ничего. Вероятно, она была как-нибудь связана с Радзивиллами. Константин Ермолов узнал от нее все, что хотели знать чекисты, а потом они ее арестовали.
– Но... как же это? – прошептала Маруся. – Этого не может быть!
Она вспомнила искры в лихих глазах – даже на давней черно-белой фотографии они были те самые, Матвеевы! – и сердце у нее сжалось.
– Может, все было не совсем так, – словно оправдываясь, сказал Марко. – Ведь это в самом деле было очень давно, и я знаю только очень приблизительно. Мы можем поехать, Маруся? Скоро будет темно.
Ехать от Флоренции до виллы Медичи пришлось меньше получаса; правда, Марко сказал, что автобусом выйдет немного дольше.
– Институт работает до четырех часов дня, – объяснил он. – Ты можешь в это время оставаться у себя в комнате, можешь ездить во Флоренцию и гулять там. А после четырех все сотрудники уходят, и никто не будет тебе мешать. У тебя будет ключ, и ты сама можешь открывать двери в любое время, когда приедешь.
К тому времени, когда они добрались сюда из Флоренции, рабочий день был уже окончен. Они шли по прямой аллее, обсаженной старыми деревьями. Листья на них еще только начинали распускаться, и Маруся их не узнала, а Марко сказал, что это липы. Окна виллы были темны.
– К сожалению, внутри не тепло, – предупредил Марко. – Мне показалось, ты не боишься одиночества, – помолчав, добавил он.
– Не боюсь, – улыбнулась Маруся. – Даже наоборот.
Чтобы подняться по скрипучей деревянной лестнице в отведенную ей комнату под крышей, пришлось пройти через просторное, с высоким потолком помещение. Под потолком гроздьями висели летучие мыши. Хоть Маруся и сказала Марко, что не боится одиночества, на мышей она все-таки посмотрела с опаской. К тому же, пока они шли через анфиладу комнат на втором этаже, она отчетливо слышала, как под перекрытиями посвистывает ветер, где-то в глубине дома хлопают двери... Потом ей показалось, кто-то ходит по дальним комнатам и лестницам, спускается вниз, в черную дыру незакрытого подвала...
– А... здесь сейчас правда никого нет? – осторожно поинтересовалась она. – Может, кто-нибудь остался? Ну, вечером поработать...
– Это просто иллюзии, – улыбнулся Марко. – Это не призраки ходят, а просто наши иллюзии. То есть то, что нам кажется, – уточнил он.
Марусе все же стало не по себе. Она была не сильна в истории, но все-таки знала, что в семействе Медичи были ужасные отравители. И, может, это вовсе не иллюзии, а все-таки призраки отравленных ими людей бродят по их фамильной вилле?
Входя в очередную комнату, Марко включал в ней свет, но уже через несколько минут Маруся слышала щелчок и, оборачиваясь, видела, что свет в той комнате, которую они прошли, погас. Конечно, в этом не было ничего странного, свет просто отключался автоматически, по таймеру, но это не добавляло
В небольшой комнате под крышей в самом деле стоял страшный холод. Марко сразу включил обогреватель, но Марусе показалось, этот холод идет изнутри мраморных стен, а потому не исчезнет, даже если посреди комнаты развести костер.
– Я оставлю тебе телефон и деньги, – сказал Марко. И в ответ на ее протестующий жест добавил: – Мы просили твою маму, чтобы она пригласила тебя приехать. Это правильно, чтобы мы оплатили расходы. Номер твоего телефона я ей сообщу. Если ты не против.
Маруся была не против. Вернее, она с трудом понимала, о чем он говорит. Какой телефон, о чем сообщать?.. Ей казалось, она находится в таком замкнутом, таком самодостаточном мире, из которого невозможно сообщить ничего и никому. Наверное, это и было то самое свойство виллы Медичи, о котором предупреждал Марко. Но Маруся не думала, что оно проявится для нее так быстро!
Когда Марко уехал, она заметила, что он оставил не только деньги, но и продукты в двух пакетах. Есть ей совсем не хотелось. Она не понимала, чего ей хочется, и решила, что, наверное, спать.
Но как только она легла в холодную, словно тоже из мрамора вытесанную постель, все вдруг переменилось у нее внутри. Переменилось резко, мгновенно, как будто она шла себе, плыла в каком-то тумане, и неожиданно вышла из его плотного слоя, и увидела то, что казалось ей из-за этого тумана несуществующим...
Все, чем были наполнены последние дни – знакомство с умирающим человеком, который жалел, что не знал ее и не мог любить, прощание с ним, разговоры с братом, – все отступило, исчезло, утихло. И всю ее затопило, захлестнуло, переполнило то, что никуда, оказывается, не уходило. Она не могла назвать это воспоминаниями – это была она сама, это было все, чем она была.
Она, не отрываясь, смотрела на Матвея, а он рассказывал, что хочет выгнать из своей школы каких-то учителей, но сомневается, правильно ли это, и она знала, что это правильно, потому что иначе это желание не появилось, не проявилось бы в нем. Еще она видела, как он достает из-под стола ее мокрые сапоги и ставит поближе к камину. Еще – сверху, из окна цирковой гардеробной, – как он стоит посреди двора и два бандита стоят перед ним; у нее и сейчас, как тогда, чуть сердце не выскочило, когда она увидела это... И как он стреляет из пистолета и пули визжат по асфальту, и, почему-то вскользь по времени назад, как он накрывает ладонью карту и говорит, чтобы она не расстраивалась из-за того, что наука умеет, а не имеет много гитик... И как он берет ее под руку на троллейбусной остановке и ведет прочь от растерявшихся перед его напором милиционеров, а потом смеется и говорит: «Я злодея победил, я тебя освободил...»
Все это нахлынуло на нее сразу и одновременно; она не знала, что ей делать. Этого было слишком много, это было больше, чем вся ее прежняя жизнь, и жизнь нынешняя, и та, что будет дальше – без него...
– Я не могу! – чуть не плача, громко сказала Маруся. – Это неправда, этого нет, это... Это все совсем не так!
Ее колотила дрожь, она не знала, от воспоминаний или от холода, она совсем забыла про холод, как вообще забыла про эту чужую виллу со всеми ее чужими призраками. Она чувствовала только растерянность, смятение и отчаяние, потому что Матвея не было. Совсем не было.