Мурка
Шрифт:
В том, что у меня теперь новая жизнь, я больше не сомневался ни секунды. Все больше осваивался в новом теле и определено кайфовал от своей второй молодости, хотя и понимал, что новому мне предстоит жить в крайне непростые времена. Пару раз я задавался вопросом о том, что стало с самим Нафаней? Даже пытался на эту тему размышлять, борясь с сонливым бездельем. Что если он попал в мое прежнее тело и там же, как я здесь… выжил, чем черт не шутит? Хотя это вряд ли, мне настоящему все же стрельнули в голову почти в упор, а Гришку здесь только зацепили, по касательной… или не зацепили, а тоже убили наглухо? Ведь те преступники из ресторана были всерьез уверены, что
Мне же новое тело все больше нравилось, и даже было забавно думать, что я получил в свое распоряжение материал, этакий пластилин, из которого буду лепить, как мне вздумается. Тело было здоровое (если не считать досадной раны и худобы от плохого питания) и довольно крепкое, немного физику подтянуть – и от девок не будет отбоя, благо мордашка у меня теперь дюже симпатичная. Этим я и начал заниматься примерно со второй недели пребывания в госпитале. Незаметно для сестрички делал повторения на трицепсы, опираясь об основание кровати, приседал, почти не отходя от койки. И вот тут впервые столкнулся с нехваткой калорий, тело охотно поддавалось тренировкам и требовало все большую и большую энергетическую подпитку. А жрать по-прежнему было нечего…
Ну а мне самому было бы неплохо подтянуть некоторые знания, чтобы не угодить впросак. Нафаня особо не заморачивался с учебой, все больше на улице пропадал, и в части всякого рода дисциплин у паренька имелись километровые пробелы. Потому в один из дней я попросил сестричку, притащить себе книги – любые, какие она найдет. И уже следующим утром с удивлением обнаружил на тумбе у койки увесистый томик географии Российской Империи (новой географии советского государства попросту еще не существовало).
– Мой папа когда-то работал учителем в гимназии, – объяснила сестричка. – Других книг у меня нет, но, может, эта пригодится? Картинки порассматриваешь, всяко лучше, чем глядеть в потолок.
Картинками она называла карты, которые мне и были нужны, чтобы выяснить современные географические названия. Пришлось некоторое время привыкнуть ко всем этим «Ъ» в словах, о которые ломался язык, но дело шло. К примеру, я запомнил, что современное название Краснодара – Екатеринодар, а Ростов-на-Дону и Нахичевань – это две разных административных единицы.
В один из дней я валялся на койке, по десятому кругу рассматривая карты из учебника географии, когда в палату влетела медсестра. Обычно она заходила практически бесшумно, а тут неведомо откуда ей придалось ускорение.
– Быстро поднимайся, в порядок себя приведи, – выросла она передо мной, как из-под земли.
«Ты чего такая взбудораженная?» – хотел спросить я, но сестричка, не дожидаясь, пока я сам начну вставать, ухватила меня и начала поднимать. Силищи у нее было хоть отбавляй, привычная – а ну-ка попробуй по десять раз на день усадить на утку таких здоровых мужиков, как мой сосед Павлик.
– Волосы пригладь, – строго сказала она, критично осмотрев и, опять же, не дожидаясь, пока я сам примусь за дело, поправила мне топорщащийся чуб.
– Может, расскажешь, к какому параду мы готовимся? – наконец, спросил я, не понимая, отчего суетится сестра.
– Ты не знаешь разве? – она вытаращила глаза. – Ах да, конечно, он же без предупреждения пришел…
– Кто – он?
– Шишка какая-то из советской власти!
Я не уточнил вслух, идет ли речь о том самом толстожопом товарище, которого я накануне спас, но вовремя придержал язык.
– Смотри, лишнего ничего не сболтни, особенно о том, что вы с Васильком тут у меня в карты играли, – сквозь зубы зашипела медсестра, наконец, справившись с моими непослушными волосами.
– Вообще не вопрос, буду паинькой, – я пожал плечами и улыбнулся.
– Если поцелуешь.
– Да иди ты! Смотри мне, Гришка, я ведь вижу, какой ты баламут, – отчитывала меня сестра,- не болтай там лишнего.
Я послушно кивал. Эх, знала бы ты, дорогуша, что ты мне годишься в дочери, и там, где ты жизни училась, я преподавал.
– Ничего не спрашивай и вопросов не задавай, – кудахтала она. – Только кивай.
– А если сам чего спросит? Может, это проверка какая?
Я эту милую женщину немного разыгрывал, но она всё принимала за чистую монету и ответила мне советом:
– Если сам, то отвечай односложно: да, нет… если спросит! Ой, мамочки…
– Чего ты его так боишься-то, или он страшный как Бармалей? – я улыбнулся.
– Страшный не страшный, а кабы ты ничего лишнего не сболтнул. Сам знаешь, что у нас как не неделя, так новая власть. Вон был царь да сплыл. Потом верховодили белые, а теперь вот красные, а следующий кто? Анархисты? – сестричка отмахнулась. – Мне ведь эту революцию, будь она неладна, как-то пережить надо, детей кормить…
«Лишнего тут ты говоришь, товарищ медсестра, а мне еще рот закрываешь», - подумал я, но только шире улыбнулся и поспешил заверить хлопотливую женщину, что ей не о чем беспокоиться.
– Не дрейфь – прорвемся, я и не таких начальников видал.
Сестричка выпучила глаза, видимо, захотела спросить о каких таких нчальниках я веду речь, но не успела. В лазарет зашли двое мужчин. Первый – в строгом пиджаке серого цвета. В шляпе, как у Урфина Джуса из Волшебника Изумрудного города. Не знай я, что передо мной представитель советской власти, так принял бы его за мясника, больно широкие плечи у него были, да и ладони размером со спелую дыньку. Впрочем, будучи в курсе перипетий Советов, я бы ничуть не удивился, если б узнал, мужчина некогда валил скот. Вторым гостем была уже знакомая мне рожа – тот самый мент, который категорично послал меня подальше, услышав желание служить. В отличие от «Урфина Джуса», мент быстро нашел меня глазами, а я не отвел взгляд, чем малость смутил своего визави. Какая неожиданная встреча, однако, я даже невольно закашлялся в кулак. А вообще интересно, какого хрена им от меня нужно?
«Урфина Джуса» сопровождали другие сотрудники лазарета, словно деревянные солдаты, которые вились вокруг него, как пчелы вокруг улья.
– Не хотите ли чайку выпить, Виктор Аркадьевич?
– Некогда, женщины, революция не ждет! – мигом отрезал товарищ.
Манерой и прытью он мне напоминал типичного коммуниста, верящего в революцию больше, чем во что бы то ни было. Менту, хотя они и были вместе, уделялось гораздо меньшее внимание. И про чай у него никто спрашивать не стал. Но он тащил с собой какую-то авоську, следуя чуть сзади ярого революционера.