Мурлов, или Преодоление отсутствия
Шрифт:
Вcе права на электронную версию книги и её распространение принадлежат издательству ООО «Остеон-Пресс» и автору – Виорелю Ломову. Никто не имеет право каким-либо образом распространять или копировать этот файл или его содержимое без разрешения правообладателя и автора.
Роман был опубликован в 2000 г. в журнале «Сибирские огни» (№№ 1–6), а также в двухтомнике «Град Мурлов и его обитатели» и «Солнце слепых» (издательство «Голос-Пресс», М., 2007 г.).
В 2007 г. – роман «Мурлов, или Преодоление отсутствия» получил Большую премию «Русского переплета» (МГУ).
В 2007 г. – двухтомник «Град Мурлов и его обитатели» и «Солнце слепых» удостоен премии губернатора Новосибирской области в сфере культуры и искусства.
Несколько слов о книге
Роман Виорэля Ломова «Мурлов, или Преодоление отсутствия» публиковался в шести (!) номерах журнала «Сибирские огни» за 2000 год (случай в практике этого старейшего издания беспрецедентный, а в журнальной истории – редчайший).
Это необычный роман, роман-миф, притча, роман-фантасмагория. Роман-путешествие не
Роман шире рамок, очерченных требованиями конкретной номинации. Это и любовная мелодрама, многие герои которой, и прежде всего Дмитрий Мурлов и Фаина Сливинская попадают в самые сложные и запутанные жизненные обстоятельства; это и семейная хроника Мурловых, Сливинских, Нелепо; это и роман воспитания, в котором удивительно тонко переданы проблемы наследования нравственных и культурных ценностей в семье; это и романтический роман о становлении чувств многих персонажей; это, наконец, и роман-путешествие, на протяжении которого четыре главных героя Мурлов, Рассказчик, Боб и Борода попадают в самые экзотические и мало исследованные регионы планеты. Достаточно назвать хотя бы Афины времен Сократа, средневековый замок времен Данте, Австралию середины девятнадцатого века или некое отражение всей России город-миф Галеры. При чтении романа невозможно отделаться от ощущения подлинности событий, их видишь, как в документальном кино. Те же страницы, которые на первый взгляд воспринимаются как элементы фантастики или мистики, по мере чтения обретают реальную плоть.
Создавая свой миф, автор виртуозно развенчивает мифы-стереотипы: о «новых русских», как хозяевах жизни, о деньгах, как о высшей ценности – недаром четыре героя идут по страницам романа, без гроша в кармане, по библейски бессребреники, хотя они отнюдь не ангелы, не апостолы, но, право, какие это богатые и колоритные фигуры! Воистину это лучи света в темном царстве.
Роман оказался настолько же увлекательным и захватывающим по содержанию, насколько и оригинальным по форме, художественному исполнению и ярким по языку.
В данном произведении интригует буквально все: и неожиданные сюжетные ходы, и необычайно жанрово-стилистический симбиоз, и колоритные фигуры персонажей, и фейерверк словесной игры, и даже с некоторым буддистским оттенком – «Преодоление отсутствия…» – заголовок романа.
Ну а главный его герой – бывший научный сотрудник, сочинитель исторических романов, а в настоящем музейный работник, отправившийся в путешествие по таинственному подземелью, Дмитрий Мурлов – и вовсе кажется некой полумистической блуждающей звездой на необозримом небосклоне произведения. Хотя, если присмотреться, перед нами хорошо знакомый тип «лишнего человека», только уже в совершенно новых условиях, на рубеже двух тысячелетий, в расколовшемся, как зеркало, на мелкие куски современном мире. Отсюда – «осколочная» композиция романа, где в каждом таком осколке отражена-преломлена – иной раз с кривизной, фантасмагорией, а то и сатирически-иронически, – частичка нашего бытия.
Отправляя своих героев в долгий путь по причудливому лабиринту художнической фантазии, автор и сам совершает своеобразную экскурсию по различным жанрам: от романа-путешествия до романа-воспитания. И в каждом из них – будь то прекрасно выписанные картины детства главного героя, его любовные взаимоотношения или исторические сцены, – В. Ломов успешно доказывает свое литературное мастерство.
Но это не самоцельное доказывание. Вместе со своими героями автор стремится к преодолению бездуховности нынешнего бытия, стремится к нравственному совершенствованию. В этом, собственно, и заключены главные цель и смысл сделанной в сложном, многоплановом, разножанровом и разностилевом романе «Мурлов…» работы.
Не избежав здесь различных литературных влияний (от титанов Возрождения до Булгакова; и вообще, следует заметить, филологический контекст тут достаточно внушителен), немало переняв у предшественников, В. Ломов тем не менее сумел остаться самим собой.
В. Ломов проявляет тонкое чувство слова и глубокий психологизм в изображении характеров и реалий действительности.
Время в его произведениях – едва ли не главный фактор. Его герои живут и действуют во времени, каждый в своем времени, и одновременно в вечности, в непреходящем потоке жизни, даже когда они из этой жизни уходят. Это жизнеутверждающее мироощущение автора сказывается на всех его героях, делает их неординарными, своеобразными, интересными и по-настоящему живыми. Это же и создает систему отношений между персонажами, которая, интригуя, затягивая, увлекая читателя (при всей ее кажущейся познаваемости), создает романную структуру подлинно литературного произведения. А своеобразная стилистика это впечатление только усиливает. Читая Ломова – читаешь действительно роман, что крайне редко встречается в литературе последнего времени.
Ломов работает в жанре интеллектуального романа (в лучшем значении этого слова, и недаром в Новосибирском академгородке стояли «в очередь» за каждым очередным номером журнала, да и сегодня он нарасхват). Обширные энциклопедические знания и хорошее ориентирование в мировой литературе позволяют ему часто вступать в перекличку, в своеобразную полемику с лучшими образцами мировой литературы. А глубокое знание жизни и яркий талант жизнеописания позволяют интересно и своеобразно обыгрывать эти ситуации и выявлять жизнь во всей ее полноте. Он свободно ориентируется в литературном и в жизненном пространстве и умеет сказать свое и по-своему. В результате – он интересен для любого читателя.
Анастасии, Наиле, Анне – маме, жене, дочери
Мурлов, или Преодоление отсутствия
Я получаю удовольствие, когда пишу то, что, как я подозреваю, не будет иметь никакого значения.
Пролог
Со стороны автора было бы опрометчиво назвать свой роман «В мире мудрых мыслей», поэтому он назвал его именем собственным: «Мурлов». Во всяком случае, именно Мурлов напомнил ему тот нереальный портовый город, где встретились различные архитектурные стили и разные народы. Город, открытый всем ветрам, стоящий на море, скалах, земле и парящий в воздухе.
Глава 1. Из которой непонятно, что Автор хочет сказать
В некотором царстве, в некотором государстве, в каком году – не знаю, в каком краю – не скажу, недалеко от зоопарка был центральный городской парк – не очень большой, но и не очень маленький. От него до Японии было так же далеко, как до Нидерландов, поэтому в нем редко можно было увидеть гуляющего японца или голландца, но всегда было много наших озабоченных соотечественников. Впрочем, видели в парке Акутагаву и Ван Гога. А вот Гоголя не видели. Хотя гоголем ходили многие.
Кстати, если в центр парка, скажем, в бассейнчик с каменным медвежонком, воткнуть циркуль и провести огромный-преогромный круг, так чтобы захватить им и белый ледовитый океан, и красные огненные пустыни, то за этим кругом окажутся и все мировые религии, и все процветающие и умершие цивилизации, а внутри круга, точно околдованные кем, будут летать над лесами, над долами, да над чистыми полями серые стаи перелетных птиц, да неприкаянно носиться белые бессмертные души умерших и тех, кто собрался умереть.
Ах, этот серо-белый цвет – цвет зимы, цвет большинства воспоминаний. На дворе декабрь ненастный, час угрюмый, час раздумий… Так бесприютно – если б только знали! Разрешите постучать в дверь вашего дома. Не пугайтесь. Честь имею: Автор. Ваш гость. Гость – и больше ничего. Продолжаю.
Когда дул восточный ветер, от зоопарка несло вонью, когда дул западный – пахло карамелью от кондитерской фабрики, а когда зимой дул северный или южный – возле обледенелого медвежонка любили останавливаться породистые кобели и делать очередную золотую запись в ледовой книге, которую с неподдельным интересом обнюхивали породистые суки. Но независимо от направления ветра каждое утро на центральной аллее парка всех прохожих приветствовала старая Ворона. Говорят, она принадлежала семейству того Ворона, что обнаружил сушу во время потопа, а потом навеки взгромоздился на бюсте Паллады. Ворона была неизмеримо выше кобелей и сук и обычно сидела не на бюсте (хотя в парке тоже была дева, не просто с бюстом, а в полный рост и с веслом), а на суку и кричала так, будто рожала. Собаки изредка побрехивали на нее и взвизгивали от бессильного негодования.
Ворона не покидала парк много лет; все давно свыклись с нею, и бабушки уже в сотый раз рассказывали своим внукам о ней разные небылицы. О том, например, как в годы нашего золотого бума, когда цыгане стали ставить золотые коронки своим лошадям, она летала своим ходом в Индию (штат Мадрас) и там стащила в короткий срок у трехсот состоятельных граждан, почему-то только у кшатриев, золотые очковые оправы. Мадрасская полиция тогда совершенно сбилась с ног в поисках вора, но так его и не поймала. Говорят, эти оправы Ворона спрятала в одном из тайников парка. Любители золотых оправ долго искали это место, но, разумеется, не нашли. Подключали к поискам даже мэра, под предлогом наведения порядка перед Днем города. Согласно распоряжению мэра в парке пересчитали всех ворон, но и это не помогло. Что Вороне мэр, сэр? Кар, пустой звук. То же, что и пэр. (Что ни говори, Ворон все-таки священная птица самого Аполлона). Ворона же благоразумно очки не надевала. Бабушкины чада бросали ей булки, пряники, другие объедки – и совершенно напрасно, так как под скамейками и на газонах этого добра вполне хватало, даже для парковских алкашей и приблудных бомжей, брезгающих отдельными кусками. Парк уже лет тридцать именовали в народе «Вороньим парком», хотя за это время трижды менялось его официальное название, плохо удерживаемое памятью.
Центральная аллея, пересекавшая парк по диагонали, делила его на два равнобедренных треугольника, каждый из которых жил своей внутренней геометрической жизнью. В одном треугольнике преобладали прямые и острые углы аллеек, влюбленных подростков, березок и елей, в другом – круги и эллипсы клумб и фонтанов, детских колясок и беременных женщин. В одном – тискались так, что не хватало воздуху, и, за недостатком слов, смеялись, в другом – дышали этим воздухом и этими словами беседовали. Центральная аллея была своего рода мостом между рестораном «Центральный» и Воложилинским историческим музеем. Возле черного входа в ресторан, в полуподвальном помещении располагался первый в городе кооперативный туалет «Южный пассат», над которым, как эпиграф к роману, красовалась надпись: «Ничто так не вызывает позыва к мочеиспусканию, как вечная мысль о нем» (П.Дюбуа). А не пора ли и мне собирать вечные мысли?
Пока я шагал по аллее, Ворона сопровождала меня, перелетала с ветки на ветку и всякий раз орала и долбила сук, на котором сидела. Это продолжалось до тех пор, пока я не подошел к музею, который занимал оба этажа огромного старинного двухэтажного дома, даже и не дома и не дворца, а странного сооружения прошлого века. (Говорят, строителей то ли утопили, то ли пригласили в Париж на ярмарку, во всяком случае, с тех пор их в городе больше не видели).
В конце аллеи было несколько «поющих» деревьев. Они пели сто раз в году, в хорошую погоду, когда на них слетались птицы со всей округи: воробьи, синицы, скворцы, сороки, зяблики, малиновки, снегири, трясогузки и даже дятлы. Птицы полюбили почему-то именно эти деревья и собирались здесь на свои спевки. Дирижировала птичьим сводным хором, естественно, Ворона.
Под деревьями стояли скамейки, на которые никто не садился и с которых два известных знахаря темными осенними ночами отдирали окаменевший и почерневший птичий помет, нарезали его кубиками и запаивали в полиэтиленовые пакетики с надписью «Мумие». В каждом пакетике лежала инструкция, в которой сообщался номер лицензии, выданной самим Минздравом, название горной расщелины, где добыт этот бесценный минеральный продукт, и порядок его применения, как для общего оздоровления, так и при переломе костей.