Мурный лохмач
Шрифт:
– Так вы говорите, что все, чьи пенсне или лорнеты имеют разноцветные стёкла – это и есть некроманты? У них, что же, прогрессирует слепота? – поинтересовался месье Гассикур, у которого в голове уже разворачивались бизнес-планы по выходу на новый рынок продажи оптики.
– Да, они вообще все с диагнозом! – со знанием дела заявил Базиль, весело взглянув на аптекаря, ухватившегося за перо, чтобы конспектировать за оборотнем.
– И какой диагноз? Ну, слепота – это понятно, наверное ещё и сердечная недостаточность
– Скорее уж недостаточность сердечности,– уточнил Базиль, – и не просто слепота, а слепота духовная!
– Всё шутите! – наконец, догадался аптекарь и с сожалением отложил перо.
Но Базиль почти не шутил. Каждый оборотень, призрак, скелет или иная субстанция всячески избегали встреч с теми, кто носил пенсне, монокль или лорнет с цветными стёклами, потому что ничего хорошего эти встречи принести не могли даже тем, кто строго соблюдал законы. Некроманты задумывались Противоположностью Жизни как помощники, организующие переход душ туда и обратно, но между задуманным и реализованным со временем разверзлась непреодолимая пропасть, потому что власть, которую они обрели, не могла не наложить свой отпечаток на их отношение к живым и мёртвым.
– У вас такой испуганный вид, мадмуазель Туше! – удивлённо сказал аптекарь, взглянув на Мари, которая внезапно побледнела, став почти прозрачной (эффект псевдооживления постепенно утрачивал силу). – Кого вы так боитесь?!
– Миски, – прошептала Мари, выразительно взглянув на Базиля.
– Мисски все в Англии, а до неё далеко, так что бояться нечего, у нас одни мадмуазели! – осклабился Базиль, желая успокоить свою напарницу, но в душе у него тоже заворочался червь сомнений.
Он только сейчас вспомнил о посудном призраке, которого они впопыхах оставили в таверне. Конечно, такие примитивные сущности не могли ничего рассказать в буквальном смысле этого слова, ибо были лишены разума и речи, но самым могущественным старьёвщикам было под силу считать и интерпретировать их воспоминания. Нуар Тун-Тун как раз относился к этой категории, а, значит, нелегальное пребывание Базиля и Мари могло быть раскрыто. В этот момент звон дверных колокольчиков, показавшийся мадмуазель Туше громом среди ясного неба, возвестил о приходе нового посетителя, и это несмотря на то, что дверь была заперта и на ней красовалась вывеска: «ЗАКРЫТО».
– Кто это?! – в панике прошептала Мари Туше, пытаясь испариться, как это делали в сложных ситуациях все призраки.
Но в её случае полного испарения не случилось, поэтому можно было наблюдать такую картину: по комнате, хлопая длинными ресницами, беспорядочно метался один красивый глаз и плавал вздымающийся, как девятый вал, пышный бюст с наклеенной мушкой. Таким непредсказуемым образом проявлял себя остаточный эффект псевдооживления и , как сказал бы физик, субстанция местами пребывала в твёрдом состоянии, не желая переходить в газообразное.
Базиль, мгновенно преобразовавшись в упитанного серого кота, улучил момент и сиганул на свою напарницу, в прыжке сшибая лапой мушку с её груди. После этого Мари, наконец, обрела невидимость, скрывшись с тёмном углу. Её выдавала только едва заметная рябь пространства, возникавшая от духовной дрожи.
Месье Гассикур, не видел всего этого безобразия, так как бросился встречать незваного гостя, на всякий случай вооружившись сулемой – ядовитым порошком хлористой ртути, замаскированной под обычную нюхательную соль, хранившуюся в неприметном серебряном флаконе.
Он вышел к прилавку, старясь сохранять невозмутимый вид, и замер, увидев неожиданного посетителя. Точнее это была посетительница, чья внешность возымела на аптекаря эффект взорвавшейся смеси красного фосфора с бертолетовой солью. Вопреки всем канонам стиля рококо, диктующим преобладание пастельных тонов в одежде, незнакомка предпочитала тёмные оттенки. Восхитительное платье насыщенного фиолетового цвета, дополненное изысканными чёрными кружевами, украшавшими роскошные манжеты, лиф и подол, было настоящим произведением искусства, подчёркивающим достоинства фигуры этой дамы. Сначала она производила впечатление хрупкой статуэтки, поражая воображение тонкостью талии, изяществом и манкостью очертаний, невыразимой красотой точёных рук и шеи. Гассикуру уже не терпелось увидеть её лицо, но незнакомка не оборачиваясь стояла к нему спиной, рассматривая что-то на стеллажах и слегка поигрывая сложенным веером.
– Я чем-то могу помочь вам, мадам? – решился, наконец, нарушить молчание месье Гассикур.
– Мадмуазель! – холодно и надменно прозвучало в ответ.
О, этот голос, вонзавшийся в мозг и в сердце, словно стилет! Незнакомка соизволила повернуться, совершенно покорив сердце аптекаря. Её лицо покрывала густая чёрная вуаль, крепившаяся к элегантной шляпе с высокой тульей, но сквозь неё можно было рассмотреть чёрные блестящие глаза и кроваво-алые губы.
– О! Простите! – пробормотал аптекарь, снова окинув её взглядом.
И вдруг одна маленькая деталь заставила его вздрогнуть: тонкое запястье незнакомки украшал массивный золотой браслет к которому на тонкой цепочке крепился элегантный лорнет с разноцветными стёклами. «Некромант... Некро...мантесса... Некро...мантиха...», – вихрем пронеслось в голове аптекаря.
– Ч...че-чем могу служить, мадмуазель? – запинаясь от страха, желания и осознания неожиданной удачи пробормотал Гассикур после долгой паузы.
– Мне нужны ингредиенты вот из этого списка! – сказала незнакомка, с царственной небрежностью бросив на прилавок свиток с указанием нужных ей веществ и увесистый кошелёк с золотыми монетами.
– Конечно, мадмуазель! – прошептал месье Гассикур. – Я соберу для вас всё нужное, а пока не изволите ли присесть? Может быть, кофе или бокал вина?
– Поторопитесь! – холодно сказала дама под вуалью и направилась к креслу, в результате чего стала заметна её лёгкая хромота.