Мурзук
Шрифт:
Гассан видел: за кустом держидерева вскочил на кочку черно-золотой, в пестринах степной петух – франколин. Красавец петух огляделся и, не заметив ничего подозрительного, ударил короткую перепелиную песнь: «Чук, ти-ти-тур!»
Голос его звучал глухо, почти зловеще. «Ти-ти-тур – быть беде», – слышалось Гассану. О чем и петь беззащитному степному петуху, когда кругом нависла над ним смерть? Всюду трепет упругих крыл, каждый кустик травы обшаривают жадные глаза.
Гассан очнулся от дум: точно дунуло вдруг с гор!.. Мгновенно рассеялись по сторонам бумажные
Один франколин ничего не замечал, бил-барабанил свою глухую песнь: «Чук, чук – быть беде, – ти-ти-тур!»
И накликал: точно свист стрелы за кустом, быстрая тень впереди – сокол! Глупый петух растерялся, подскочил ракетой – по-фазаньи – вверх. И конечно – смело, как вихрем. Теряя перья, пал на землю с тяжелым соколом на спине.
Джигит едва сдержал крик: сапсан!
А сокол уже поднимался с добычей. Тяжело и часто махая крыльями, полетел к кургану неподалеку. Сел.
Гассан свистнул коня, вскочил в седло. Теперь – не упустить из виду, заметить, что будет делать, куда понесет добычу.
Но сокол, видно, сам собирался позавтракать франколином: ощипывал перья у него на груди.
К кургану слетались коршуны. Хрипло крича, они кружились над соколом, падали вниз, поднимались. «Клянчат, проклятые жабоеды, – злился про себя джигит. – Вам только цыплят таскать у зазевавшейся клушки да жрать вонючую падаль. Покажет вам сокол».
И правда: сапсан сделал движение, точно собираясь кинуться на надоедливых попрошаек. Коршуны бросились врассыпную, но сейчас же снова вернулись, принялись кружить и падать.
Соколятник от души презирал их. Как трусливые гиены перед львом, коршуны перед сапсаном. Их грязно-бурое оперение скрывает несильное тело. Хоть ростом они не уступят сапсану, их слабые когти не знают стальной соколиной хватки.
Сапсану ничего не стоило расправиться с ними. Но, видно, они были ему так же противны, как джигиту: сокол неожиданно выпустил добычу и взмыл над курганом.
Коршуны кинулись на мертвого петуха, рвали кровавое, в перьях мясо, давясь, поспешно заглатывали куски, крича и ссорясь. Сапсан не оборачивался. Он несся вперед – к далеким деревьям, одиноким островком поднимавшимся среди ровной степи.
Когда взмыленный конь примчал джигита к зеленому островку, сокол летел уже назад к горам – с новой добычей в когтях.
Гассан решил ждать здесь. Он знал привычки соколов. У каждого из них свой охотничий участок. Теперь сапсан полетел кормить птенцов. Но он вернется, если только этот зеленый островок в его владениях.
Джигит отпустил коня и спрятался в кустах.
Он ждал долго. Тени деревьев становились короче и короче, точно кто их тихонько сматывал под корни. Одна за другой прилетали из степи рыженькие пустельги и прятались в листве. Замолкал птичий хор. Исчезли коршуны. Орел кругами отлетел за горы.
Наступила
«Полдень», – подумал джигит, взглянув на небо.
И тут он опять увидел наверху – так высоко, что туда не доставало горячее дыхание земли, – в ясной синеве неба опять увидел чуть заметную темную точку и вспомнил: следит!
Он встряхнул головой:
– Жди, коли терпения хватит.
И стал смотреть, как из-под деревьев медленно-медленно начали вытягиваться тени.
Птичий хозяин
Полдневный жар спадал. Птицы вылетали из листвы, как пчелы из улья. Поднялась суетливая возня в ветвях. Писк, шум, пение наполнили зеленый островок.
«Прилетит хозяин, – улыбнулся про себя Гассан, – нагонит страху». И будто в ответ ему раздались резкие крики встревоженных сизоворонок.
Начался невообразимый переполох. Птицы с криком кидались под защиту ветвей. Некоторые, неизвестно для чего, взвивались и сверху стремительно падали в листву.
«Он здесь», – понял Гассан и, осторожно раздвинув кусты, стал высматривать всполошившего птиц хищника.
Гассан увидел его совсем близко от себя – на ветке дерева, но радости не испытал: это был не сапсан, а серый ястреб-тювик. Джигит даже плюнул с досады: раз тут хозяйничает ястреб, сокола сюда не жди. Эти хищники никак не уживаются друг с другом. Сапсан, верно, случайно залетел сюда, как тогда – в аул.
Джигит пожалел, что у него нет под рукой хоть камня. Дерзкий хищник, казалось, издевался над ним: так спокойно он расклевывал мертвую сизоворонку, равнодушно поглядывая на высунувшегося из куста человека. С ненавистью смотрел Гассан на его приплюснутую голову, в его холодный глаз, сделанный, казалось, из прозрачного желтого камня.
Какая-то маленькая птичка выпорхнула из кустов. Тювик прыгнул за ней, как кошка. Мертвая сизоворонка свалилась на землю.
Тювик промахнулся: птичка успела шмыгнуть за толстый ствол дерева. Ястреб круто повернул за ней. С невероятным проворством птичка принялась петлять вокруг ствола. На третьем же круге ястреб заметно отстал от нее: он был слишком велик для таких быстрых поворотов. Птичка стремглав метнулась в кусты и исчезла.
Одураченный ястреб не подумал вернуться к своей недоеденной добыче. Он принялся летать между кустами и деревьями. Джигит едва успевал следить за его неожиданными поворотами и резкими скачками в воздухе.
В это время на голую вершину дерева спустился степной орел. Тювик мгновенно шмыгнул под ветки и примостился у самого ствола. Орел медленно собрал громадные крылья и втянул голову в плечи.
– Гиак! гиак! – раздался вдруг громкий крик откуда-то с высоты.
Джигит сквозь листву разглядел над орлом сапсана.
– Гиак! – снова испустил сокол свой боевой клич.
Орел только голову повернул. Но когда сапсан помчался на него сверху, громадный хищник невольно распустил крылья, готовясь встретить удар.