Мутные воды Меконга
Шрифт:
Я вышла в ледяную ночь, держа птичью клетку двумя пальцами и чувствуя себя такой же ненужной сиротой. В отеле запросили дикую цену за неотапливаемый деревянный чулан с одной голой неработающей лампочкой, без душа и с туалетом в соседнем здании. Я не могла оставаться в парке до весенней оттепели, а Тило не горел желанием открывать гостевую комнату, отведенную для приезжающих специалистов. Я заглянула к Шейле и спросила, не согласится ли она оставить орла в теплом месте на ночь, пока я ищу ночлег. Она предложила мне поспать на полу, шепотом предупредив, что Эмме лучше об этом не знать, так как она действительно имеет влияние на местных и потому ей опасно переходить дорогу.
Шейла приехала в парк меньше месяца назад. Она планировала задержаться здесь на два года, исследуя ареал подвида местных виверр. Тех жалких грошей, что выделили ей на грант, едва хватило на дюжину ошейников с датчиками. Она показала мне тщательно прорисованную схему с описанием конструкции силков.
— Их будут делать в соседней деревне — так я поддерживаю местное производство, — гордо проговорила она.
Шейла была уверена, что всего через несколько месяцев сумеет надеть радиоошейники на двенадцать виверр. Она горела энтузиазмом, идеями и ужасно, катастрофически заблуждалась. Единственным «местным производством», которое в конце концов выиграло бы от ее усилий, было браконьерство и браконьерский арсенал. Ежедневные визиты Шейлы к ловушкам обязательно заметят и животных «освободят» задолго до ее возвращения. Стоит методу распространиться, и ловушки тоже перейдут в собственность браконьеров. Зачем охотиться долго и безрезультатно, когда животных можно просто забрать из удобных клеток? К тому же они живые — на китайском рынке за таких втридорога заплатят.
Хуже всего то, что ее подробные схемы научат браконьеров строить собственные ловушки. Новая технология распространится подобно заразной болезни и приведет к гибели всех животных, за чью голову назначена цена.
Я знала, что ее ждет, потому что сама прошла через это. Служа в Корпусе мира, я была так же полна энтузиазма и уверена в своих идеях. Мои нелепые рисовые кооперативы, школа, которую я открывала с самыми добрыми намерениями, и столь нужные колодцы с питьевой водой принесли столько вреда филиппинской деревне, что и не сосчитать.
Однако ошейники были куплены, клетки построены и будущее проекта определено. «Возможно, — подумала я, засыпая под мурлыканье довольных леопардов, — Шейле все-таки удастся пометить нескольких особей, находящихся под угрозой исчезновения. Тогда, если местные их убьют, Тило сможет найти трупы и арестовать виновных».
Настало утро, и станция наполнилась растерянными криками и свистом оставшихся в одиночестве гиббонов. Все уехали в Ханой: Тило, Мануэла, Эмма… и Полоний. В короткой записке говорилось, что орла передадут в Бюро лесного хозяйства, где с ним поступят по усмотрению. Внизу была приписка, сделанная решительным почерком Эммы: она приказывала мне больше не вмешиваться.
Когда я вернусь в Америку, то непременно достану свой дель таплан и снова полечу по ветру, взмывая вверх и устремляясь вниз, как умеют лишь птицы. На сайгонском рынке я увидела орла, еще не совсем взрослого, со сломанным хвостом и плешивой головой, — мятежную душу, которая не знала другой жизни, кроме существования в крошечной клетке, где в него тыкали грубыми пальцами. Мне хотелось дать ему возможность взлететь, расправить крылья и почувствовать, как их развевает ветер. Купив его, я поступила глупо и импульсивно. Но больше всего на свете я жалела о том, что не смогу выпустить его на свободу, пусть всего на один долгий день, независимо от последствий. Этого шанса ему больше не предоставится.
В Кукфыонге меня больше ничто не держало. Я собрала
22. Отчаяние
Привет, мамочка!
Мы с Джеем на днях хвастались, чья мама лучше.
— Моя может дом починить, — сказал он.
— А моя — построить, — ответила я.
— У моей мамы в саду сто сорок три розовых куста.
— Моя выращивает помидоры, каждый весом в два кило.
— Моя умеет рисовать.
— А моя делает вазы ценой в миллион долларов.
— Моя мама, — распалился он, — умеет клеить обои.
— А какой рюкзак она сможет нести?
— Вдвое больше своего веса.
— Ерунда! — отмахнулась я. — А она на мотоцикле умеет ездить?
— Нет, — признал Джей свое поражение.
Я не стала говорить, что ты тоже не умеешь. Ты не могла бы научиться этому до приезда сюда?
С наступлением теплого сезона Ханой совершенно преобразился. Местные жители повылезали из нор с опухшими после зимней спячки глазами и переместили все домашние дела на улицу, где было попросторнее. На каждом углу женщины мыли свои длинные черные волосы в ржавых ведрах, делали педикюры, оттирали детей и грязные овощи к ужину с одинаковым рвением и смачно плевали в канавы. Сквозь распахнутые окна лилась музыка, наполняя улицы пульсирующими ритмами из кинофильмов 1980-х и бондианы. Торговцев щетками стало в дюжину раз больше, и каждого сопровождала тележка, до краев наполненная полезными приспособлениями для весенней уборки. Блохастые котята с гноящимися глазами, которым прожить предстояло не дольше стрекозы, выкатывались на тротуар головой вперед.
Я бежала по улицам, не замечая окружающих картин и звуков. Лишь одно меня волновало — квадратное серое здание у озера. Почтамт. Я знала, что в одном из адресованных мне писем найдется ответ на самый важный вопрос — приедет ли мама меня навестить?
На этот раз меня ждали четыре конверта. Я выбежала на улицу, борясь с искушением поддеть ногтем первый же и разорвать его. Я нашла свою любимую забегаловку, хозяин которой как раз раскладывал лапшу к приходу вечерних посетителей. Увидев меня, старик улыбнулся и, ни говоря ни слова, протер чан, чтобы приготовить мое любимое блюдо. Я села в углу и попыталась разглядеть марки в меркнущем свете. Я давно уже все просчитала: письмо из Ханоя шло в Виргинию три недели, обратный ответ — дня четыре, и еще восемнадцать долгих часов, прежде чем конверт окажется в ящичке под буквой «М» ханойского почтамта.
И я нашла его. Почему-то я сразу поняла, что это именно то письмо. Сначала я подумала, не прочесть ли сперва другие письма, но пальцы рвали бумагу, двигаясь сами собой, и через секунду мои глаза уже бежали по строчкам.
«Как бы мне хотелось увидеть хмонгов… чудесные вышивки… бродить от хижины к хижине… поговорила с папой насчет поездки…» О нет! «Он даже слышать не хочет… так боится меня потерять… Что я только ни говорила, но успокоить его не смогла. Пришлось выбирать».