Музей Винсента Ван Гога
Шрифт:
Для этого периода творчества художника характерен темный землистый серо-коричневый колорит вполне в духе классической голландской живописи, кумиры автора — Рембрандт и Франс Халс, которых он при любой возможности изучал в музеях Антверпена и Гааги. Да и мог ли Ван Гог в Голландии обрести светлую импрессионистическую палитру и яркость цвета, которые они с Тео часто обсуждали в письмах, когда его постоянно окружал черно-серый, пасмурный пейзаж. «Здесь, в Голландии, — признавался мастер брату, — нам трудно понять, что такое в действительности импрессионизм». «Представь себе… широкую грязную дорогу — сплошное черное болото; уходящую в бесконечность равнину справа, уходящую в бесконечность равнину слева; несколько черных силуэтов дерновых хижин, сквозь маленькие окошки которых падает красный свет очага; несколько луж с грязной желтоватой водой, где отражается небо и гниют стволы деревьев; представь себе весь этот болотистый край
Приближение холодов заставило Ван Гога в начале декабря 1883 переехать в маленький брабантский городок Нюэнен, где его отец, лютеранский пастор, больше чем за год до этого получил новый приход. Вначале в родительском доме художнику был оказан теплый прием, но очень скоро между ним и родными стала разрастаться непреодолимая пропасть непонимания и отчуждения. Единственным его другом в семье остался живущий в Париже Тео, с ним Винсент не прекращал регулярной переписки.
Не находя общего языка с бюргерским кругом Нюэнена, Ван Гог чаще завязывал дружбу с крестьянами и, в особенности, с ткачами, которых было много в здешних местах. Они и стали его излюбленными моделями. Социальная проблематика занимает большое место в работах художника этого периода. Еще в самом начале пути он принял решение рисовать так же, как некогда проповедовал, с неутомимым рвением и верой в действенную пользу и значимость своего труда. Как раньше с Евангелием в руках Ван Гог выходил навстречу закончившим работу углекопам, а позже наведывался в шахты, чтобы зарисовать там откатчиков, так теперь он шел в дома ткачей — глинобитные хижины с соломенными крышами. Каморки с низким потолком, куда свет проникает через маленькое окно, напоминали художнику клетки, в которые засажены люди — покорные пленники своего ремесла. «Я глубоко симпатизирую им и почту себя счастливым, если когда-нибудь мне удастся их нарисовать так, чтобы эти малоизвестные типы стали знакомы всем», — писал художник.
В Нюэнене Ван Гог создал более 40 этюдов — портретов, так называемых голов селян, явившихся подготовкой к многофигурной композиции «Едоки картофеля». Мастеру часто ставили в укор, что он как нарочно выбирал наиболее малопривлекательные типажи из самых низов социальной лестницы и к тому же часто рисовал их с нарушением пропорций и правил. «Призвание художника — не нравиться, а выражать истину», — возражал Ван Гог. «Я был бы в отчаянии, будь мои фигуры хороши… Я не хочу, чтобы они были академически правильны… Если сфотографировать человека, который копает землю, то на снимке он не будет копать… Вещи нужно писать не такими, какие они есть, а такими, какими их ощущаешь…» Уже в это время художник напряженно размышлял об эмоциональной роли цвета, о возможностях, заключенных в контрастах и взаимодействиях дополнительных цветов спектра, а также о «произвольном колорите», о том, что краски живописца не обязаны совпадать с красками природы. Ван Гог экспериментирует внутри еще темной гаммы, активно работая светотенью, вылепляя лица широкими цветными мазками.
Главной целью Ван Гога в этот период была большая картина со сложной композицией — «фигурное» жанровое полотно, сюжет для которого он нашел в крестьянской семье, где столовался, ее члены нередко служили ему моделями. Художник придавал огромное значение данной работе — от многочисленных рисунков, зарисовок, портретов он впервые переходил к крупноформатному полотну, которое было призвано стать свидетельством мастерства, достигнутого им за эти годы. Помимо демонстрации технических достижений оно также представляло творческое кредо Ван Гога, его эстетическую концепцию, которую он часто обсуждал в письмах к Тео: «Нужно писать крестьян так, словно ты один из них, чувствуя и мысля, как они». В отличие от академистов мастер хотел, чтобы зрителям казалось, будто крестьяне на его картине «написаны землей, которую они засевают». «Если от картины, изображающей крестьян, пахнет салом, дымом, картофелем, отлично! ‹…› Если в хлеву пахнет навозом, прекрасно! ‹…› Картина, изображающая крестьян, ни в коем случае не должна пахнуть духами».
Перед зрителем — скромная вечерняя трапеза. За неприхотливым обедом — тарелкой с вареным картофелем и жидким кофе — сидят двое мужчин, две женщины и девочка. Скудный свет керосиновой лампы создает трепетную игру светотени, выхватывая из полумрака бугристый рельеф усталых лиц и больших натруженных рук, по тону близких к «цвету пыльной картофелины». Картина темна по колориту, выдержана в бурых и зеленоватых тонах. Благодаря пастозно наложенным краскам шероховатая поверхность полотна движется и вибрирует, оживляемая резкой игрой ярких бликов и густых теней.
Ван Гог писал брату: «Я старался подчеркнуть, что эти люди, поедающие свой картофель при тусклом свете лампы, этими же руками, которые они протягивают к блюду, копали землю; таким образом, полотно говорит о тяжелом труде и о том, что персонажи честно заработали свою еду. Я хотел дать представление о совсем другом образе жизни, чем тот, который ведем мы, цивилизованные люди. Не исключено, что у меня вышла настоящая крестьянская картина. Я даже знаю, что это так».
Спасаясь от гнетущей атмосферы разлада в родительском доме, Ван Гог непрерывно писал, каждое утро уходя с мольбертом и красками или работая в маленьком чулане при прачечной, оборудованном им под мастерскую. Художник много бродил в одиночестве по окрестностям, мимо лугов, болот и торфяников. Тогда же он написал эту старую церковную башню с прилегающим кладбищем и стаей ворон, кружащей в сером небе. Руина — разрушенное временем творение человека на фоне неизменной вечной природы — очень характерный сюжет романтизма, Ван Гог же делает акцент не на романтическом пейзаже, а на одухотворенности каменной глыбы, словно уподобляя ее печальному, дряхлеющему живому существу. Еще в самом начале своих занятий живописью мастер писал Тео о собственном принципе работы, которому не изменял никогда: «Если ты нарисуешь подстриженную иву как живое существо, а ведь, по существу говоря, так оно и есть, все вокруг ивы получится почти само собой, надо только сосредоточить свое внимание на дереве и не успокаиваться, пока оно не оживет». В каждой работе любой предмет для Ван Гога — живой, он имеет свое настроение, свой характер, свою душу.
Ван Гог писал брату: «Как бы часто и глубоко я ни был несчастен, внутри меня всегда живет тихая, чистая гармония и музыка. В самых нищенских лачугах и грязных углах я вижу сюжеты рисунков и картин, и меня непреодолимо тянет к ним. Чем дальше, тем больше отходят на задний план другие интересы, и чем больше я освобождаюсь от них, тем острее мой глаз начинает видеть живописное». Ремесла, крестьянская жизнь и сами деревенские жители «старой брабантской закалки» стали самыми излюбленными сюжетами полотен художника во время его пребывания в Нюэнене. Он часто писал крестьян и рабочих в их домах. Внутреннее освещение этих жилищ завораживало его: при свете лампы появлялись большие и резкие по контрастности тени. Винсент писал Тео: «У меня есть этюды голов — против света и по направлению света — и целую фигуру я уже написал неоднократно — швею, крутящую нить… Получится ли это по-настоящему — не знаю, добиться точного эффекта трудно. Но все-таки мне кажется, что чему-то я все же научился».
В марте 1885 случилось несчастье. Возвращаясь с прогулки, пастор Теодор Ван Гог упал на пороге своего дома и скоропостижно скончался. Несмотря на частые ссоры, художник очень тяжело переживал эту утрату. Смерть отца завершила его окончательный разрыв с родными, Винсент отказался от своей доли наследства, заявив, что, поскольку в последние годы был в серьезном разладе с родителем, он не хочет «ни предъявлять своих прав, ни даже притязать на то, что некогда ему принадлежало».