Муж и муз

Воронова Влада Юрьевна

— Ну как? — тревожно спросила я.

Муз проглотил остатки.

— Ванильное! — обрадовался он как ребёнок. — Обожаю этот запах!

Я дала ему вторую печеньку.

Судя по довольной физиономии, человеческая пища музу нисколько не вредит, а совсем наоборот — жизненно необходима. Муз потянулся за новой печенькой.

— Хватит аппетит портить, — шлёпнула я его по руке. — Сначала борщ, потом — сладкое.

Ел муз так, словно его не кормили со времён Эзопа. Вполне возможно, так оно и было.

Наливать вторую тарелку я не стала. И печенье не дала.

— После

голодовки сразу досыта наедаться вредно. Заболеешь. Попозже ещё немного поешь.

— Как вам угодно, творчиня, — послушно сказал муз.

— Кто?! — изумилась я и подумала, не нужно ли обидеться.

— Творец — мужчина, — объяснил муз. — Женщина, соответственно, творчиня.

— Творчиня так творчиня, — согласилась я, но претензии высказала: — Хотя слово дурацкое. На ругательство похоже.

— Нормальное слово, — оскорбился муз. — Придумайте лучше, если не нравится. В нормальных языках у слова «творец» нет никаких родовых окончаний. Этот ваш русский…

— Лучший язык в мире! — оборвала я. — Идеальный для литературы. Но лишь при условии, что пишешь книгу для людей, а не чтиво для баранов.

— Скорее обезьян, — болезненно дёрнулся муз. — В период размножения.

Я на мгновение оторопела, потом сообразила:

— Ты же на бабских романах специализируешься! А там сейчас без постельной сцены никуда. Вперемешку с соплями и сахаром. И ты хочешь, чтобы я, в угоду твоему извращённому вкусу, ваяла этот тошнотный бульон для сексуально озабоченных макак? Ты выбрал не того творца, детка. Я любовные романы не читаю, не пишу и вообще на дух не переношу. В своей жизни я видела только два экземпляра сего дивного чтива, причём оба осилила только на одну четверть.

— Лжёте, — спокойно сказал муз. — У вас в книжном шкафу есть семь любовных романов, которые вы не только читали, но и перечитывали неоднократно.

От такой бесстыдной клеветы я даже онемела. А муз начала перечислять:

— «Анна Каренина», «Джейн Эйр»…

— Это не любовные романы! — возмущённо перебила я. — Это литература!

— А с чего вы взяли, что любовный роман не может быть литературой? — спросил муз. — На основании того чтива с меткой «Любовный роман» на обложке, на которое вам не повезло наткнуться?

— Возможно, ты и прав. Только доказывать правоту будешь в сотрудничестве с другим автором. У меня слишком много собственных замыслов, чтобы тратить драгоценное время на воплощение твоих.

Я вернулась к компьютеру. Муз не отставал.

— Ну что ты ко мне-то прилип? — вздохнула я. — Или на планете Земля больше не осталось никого из пишущих?

— Да нет, пишущих хватает. Просто ваша очередь подошла.

— В смысле?

— Должны совпасть два условия, — пояснил муз. — Кризис творения у творца и наличие свободного муза. Как только муз… или муза освобождается от одного творца, так сразу же переходит к следующему. Как правило, к тому, кто окажется ближе всех по расстоянию. Причём дальность измеряется не километрами, а… Впрочем, особенности пространственного восприятия муз для творцов никакого

значения не имеют. Короче, когда мой прежний творец перестал нуждаться в моей немедленной помощи, я перешёл к вам.

— Понятно, — сказала я. — Но почему ты не выбрал сочинителя любовных романов, раз уж у тебя такая специализация? К фантаске зачем-то пришёл. Это равносильно тому, как если бы мой муж с дипломом юриста заявился ко мне в провизорскую, а я бы припёрлась к нему в контору и начала рассуждать о юриспруденции.

Муз вдруг поблёк, осунулся и шмыгнул в кресло.

— Музы неизменны от рождения и до самой смерти, — тихо сказал он. — Зато творец может стать любым, каким захочет. Музы не выбирают творцов. Всё решает расстояние и сила желания творца творить даже сквозь кризис. Муз был нужен, муз пришёл…

— Зря пришёл, — буркнула я. — Тебя не звали. Повторяю ещё раз — если я до сих пор прекрасно обходилась собственными силами, то и дальше без лакеев справлюсь.

— Я не лакей! — тут же взвился муз. — Я — опора творчества.

— А я не калека, чтобы с протезом творить!

Муз едва не задохнулся от возмущения.

— Ты… Стерва злобная!!! Другие творцы годами музу ждут, а тебе сразу же, по первому требованию, пожалуйста, муз явился, и вместо благодарности…

— Я тебя не звала! Вали к тем, кто звал!

— Не могу, — обречённо сказал муз. — Пока не будет создано произведение, я должен быть при тебе неотлучно.

Мне стало нехорошо. Это получается, что муз станет торчать в квартире до тех пор, пока не будет написана книга, от которой ещё и первой главы нет? И на работу за мной попрётся… Хорошо, если не в ванную… А муж что скажет?!

— Родственники творца меня не видят, — успокоил муз.

— Так ты ещё и мысли читаешь? — подскочила я.

— Разумеется, — удивился муз. — А как же тогда творческий процесс автору направлять?

В ответ на такое заявление я направила муза. Направление было указано хотя и мысленно, зато образно.

Даже очень образно. Муза от такого напутствия аж в судорогу скрутило.

А нечего было не в свое дело лезть. Можно подумать, без него я бы с собственной книгой не разобралась.

— Предлагаю компромисс, — сказал муз. — Вы пишете коротенький любовный рассказ, и я сразу же ухожу.

— Нет! — зарычала я. — Наглый агрессор! Вторгся на чужую территорию и ещё условия ставить будешь! Припёрся незваным, так и убирайся как пришёл — пустым. Фигу тебе, а не рассказ! Если так надо, сам пиши. Я тебе не секретутка, чтобы под диктовку по клавишам стучать.

Муз окаменел и онемел. Но, увы, быстро очнулся.

— Это тебе фигу, творчиня неблагодарная! Пока не будет рассказа, ты от меня не избавишься!

— Другие избавят, — пообещала я и метнулась в спальню, затрясла мужа за плечо.

— К нам в квартиру залез посторенний мужик и делает мне непристойные предложения!

— Что? — ошалело посмотрел на меня муж.

Я повторила.

Муж ворвался в зал как торнадо. Сгрёб муза за шиворот, выволок в коридор и смачно приложил мордой о стену. И тут же выпустил.