Мужчина с собачкой
Шрифт:
Да даже в Лиене, если верить рассказам знакомых, интереснее, а ведь город тоже стоит на берегу Больша-Бялы. Но именно рядом с Лиеном эта река оправдывает свое название, разливаясь широко и так сверкая на солнце, что вода в ней кажется молочно-белой.
– Совсем скоро мне исполнится двадцать лет, – проговорила вслух, пытаясь попробовать эти слова на вкус. Ничего не вышло. В душе ничто не отозвалось. И в голове было до печального пусто.
Наверное, все же стоит уехать, увидеть что-то за пределами нашего городка. Тогда, возможно, я что-то пойму. Что-то мне откроется. Говорят, впечатления благотворно влияют на мыслительный процесс.
В детстве я думала над тем, чтобы перенять дело отца. Закончив занятия в частной
Мне нравилось смотреть, слушать разговоры отца с посетителями, читать рецепты в его большой рукописной книге и разглядывать картинки в огромном иллюстрированном справочнике трав.
Но к пятнадцати годам что-то переменилось. Мне стало скучно сидеть тихой мышкой. И стали скучны лекарства, которые готовил отец. Их все я знала наизусть и при желании могла сама приготовить в белой каменной ступке нужный порошок от любой известной хвори. Даже проделала это однажды на спор с родителем, завязав глаза шарфом. Но мне было неинтересно до конца жизни продавать лекарства от диареи или бессонницы.
От отца я свое разочарование скрывала, с улыбкой подменяла его за прилавком, спокойно помогала посетителям, а наедине с собой кусала губы. Отец что-то чувствовал и не настаивал на моем участии в работе аптеки. А когда мне исполнилось семнадцать и я завершила обучение в гимназии, заговорил о моем будущем так, словно и не рассчитывал передать мне дело, но этот разговор заставил меня задуматься над тем, чего я хочу от жизни.
Привольное существование под крылом отца, никогда не загонявшего меня в рамки условностей, привело к тому, что я не рассматривала свое будущее лишь в одном направлении: замужество, дети, собственный дом. Мне хотелось чего-то большего, как-то проявить себя, хотя для нашего маленького городка такие мысли были верхом нарушения размеренного патриархального уклада. Поисками я занималась долго, но и сейчас не могла понять, чему хочу посвятить свою жизнь.
Не представляя, что может меня занимать, я посещала то одни, то другие курсы последние три года. Пока другие девушки веселились, встречались и выходили замуж, я сидела за партой, а после спешила домой к отцу. Иногда со мной пытались флиртовать на улице или на курсах, но у меня не оставалось времени на подобные глупости. Я так увлеклась поисками, что выбросила из своей жизни все остальное. И вот теперь мне почти двадцать лет, многое знаю, но душа так и не потянула меня к одной из возможных профессий.
Если бы я отправилась в город покрупнее, то наверняка узнала бы больше, но в наших краях если молодая особа и могла получить профессию, то список включал не больше десяти пунктов, что ужасно злило. Ведь мужчина мог выбрать любое дело, а уж мужчина с магическим даром и вовсе имел возможность обучаться не на курсах, где кое-как читали лекции, а в магакадемии или в любом другом известном учебном заведении.
Девушкам с магическим даром тоже дозволялось сравнительно многое. Юная волшебница могла даже в магакадемию поступить: данное учреждение еще много лет назад разработало отдельный план обучения для прекрасного пола. Из программы для девушек исключались физические нагрузки и некоторые другие дисциплины, а само обучение занимало не пять лет, а только три. Но это все равно считалось огромным достижением! Имея диплом магакадемии, рейна получала возможность найти работу в самых разных учреждениях, тем самым обеспечив себе независимость от семьи. Да, ни одна волшебница не могла в итоге забраться достаточно высоко по карьерной лестнице – мир был не готов принять подобное явление, – но рейны с дипломом без труда получали работу.
Несколько лет назад даже здесь, у нас в Броцлаве, много говорили о рейяне Белонкас, получившей должность заместителя директора одного из крупнейших маггоспиталей на севере после двадцати лет отменной службы. Данному факту по всему королевству посвящали статьи в газетах, обозреватели праздновали маленькую, но очень важную победу женщин. Но не все верили в скорые перемены в обществе. И я была одной из этих неверующих.
Возможно, где-то в столице, в крупном северном или восточном городе рейнам и рейянам и стали доступны хоть немногие равные права с мужчинами, но у нас, в маленьких и тихих городках, о переменах оставалось лишь мечтать. Тем более если ты самая обычная девушка. Даже без магических способностей.
Вздохнув, я поднялась и натянула халат. Стоит отбросить переживания, выпить теплого молока и попытаться хоть немного поспать, а не валяться в кровати, надеясь найти ответ на вопрос, снедавший меня три года. Нашарив комнатные туфли, я тихонько направилась вниз, надеясь не разбудить отца. Но в коридоре удивленно хмыкнула, обнаружив, что дверь в его спальню закрыта неплотно. С секунду постояв, я толкнула дверь и тихо позвала:
– Отец?
Комната отца была прежде родительской спальней, но он не позволил хоть что-то в ней изменить. Я смутно представляла, как мой спокойный и немногословный отец, в одежде предпочитавший сдержанные оттенки серого и коричневого, справляется с обилием желтого и голубого в просторной комнате. Даже в утренних сумерках краски казались яркими и радостными, как залитая солнцем летняя лужайка. Отец не задернул плотные желтые шторы, и отделка из узких полос голубого шелка колыхалась на проникавшем в спальню ветру. Бледный свет полосой пересекал голубое покрывало на кровати, заползая под несмятые желтые наволочки.
Я нахмурилась, глядя на кровать. Она выглядела так, словно никто на ней этой ночью не спал.
– Неужели отец задержался, чтобы выполнить какие-то дополнительные заказы? – спросила я в пространство. – Он ведь всегда меня зовет, если надо долго и кропотливо варить снадобья…
Покачав головой, я поспешила вниз.
Здание переделал под магазин предыдущий владелец, оставив на первом этаже только кухню и небольшую столовую в задней части дома. Остальное пространство первого этажа занимал торговый зал со складом и небольшая комнатка, где отец изготовлял лекарства. Здесь же хранились ингредиенты и уже готовые снадобья, тщательно упакованные или разлитые по бутылькам из прозрачного голубого стекла. На отдельных стеллажах хранились столичные препараты, рассыпанные в треугольные порционные пакетики из папиросной бумаги.
Заглянув в столовую, откуда просматривалась и кухня, отгороженная тонкой стенкой с врезанным в нее окном, я повернулась к складу, собираясь проверить торговый зал. И в этот миг услышала тонкий перезвон колокольчиков – открылась дверь магазина. Я на миг напряглась, решив, что кто-то надумал нас ограбить, но потом услышала знакомый щелчок: звук повернутого выключателя. На пол в шаге от меня легла полоса света, и я с облегчением улыбнулась. Похоже, отец лишь теперь вернулся домой, а я переполошилась, как параноик.
О том, что у отца завязался роман, знала давно, но он так тщательно скрывал от меня эту новость, что я не решилась сама о ней заговорить. Раз ему так проще, то я вполне могу быть хорошей дочерью и не вмешиваться в личные дела родителя. Он и так слишком давно один, и мне не хочется, чтобы он надумал всяких глупостей и отказался от личного счастья.
Улыбнувшись, я уже хотела уйти, но тут раздался новый перезвон, но на этот раз громче и резче. Стукнула дверь, словно ее распахнули с силой. Зазвенели баночки на полках. Я нахмурилась и подалась вперед, пытаясь в просветы между стеллажами рассмотреть хоть что-то из той невнятной суеты, которая происходила в торговом зале.